«Дети рассказывают, как помогали взрослым собирать трупы»

Воронежский психолог Алексей Лисенко рассказал корреспонденту «Ё», как в качестве волонтёра работает с беженцами из ЛДНР и Украины

22.06.2022 23:13
МОЁ! Online
21

Читать все комментарии

Войдите, чтобы добавить в закладки

Воронежский психолог рассказал о нюансах работы с беженцами из ЛДНР

«Они не отличаются от нас с вами — так же выглядят, так же говорят, и только у детей очень жёсткий взгляд, при громких звуках они едва заметно, но всё-таки вздрагивают» — эту запись на своей странице в соцсетях психолог, психосоматолог Алексей Лисенко сделал спустя два месяца работы с беженцами из Донбасса и c Украины.

В течение этого времени Алексей волонтёрил в нескольких пунктах временного размещения (ПВР) для беженцев как в самом Воронеже, так и в области. Напомним, в нашем регионе открыто 78 ПВР, они рассчитаны на 7,5 тысячи человек. В интервью корреспонденту «Ё!» воронежский психолог рассказал, что больше всего волнует наших гостей, почему не все из них хотят возвращаться домой и по какой причине сотрудникам ПВР порой тоже необходима помощь психолога.

Как вы начали работать в ПВР?

— Можно сказать, что и случайно. Ещё в апреле я приехал с тренингом в Бобров. У меня там есть знакомые волонтёры, и они меня спросили, не хочу ли я заехать поработать с беженцами, ведь многим из них помощь психолога нужна не меньше, чем одежда, еда и другие вещи первой необходимости. Я согласился. В итоге вернулся домой поздно ночью. А потом поехал туда снова и снова, затем начал работать и в других ПВР. И вот уже пошёл третий месяц. Перед моим приездом администрация ПВР предупреждает всех, кто живёт в пункте, о том, что есть возможность пообщаться с психологом. Все консультации у меня индивидуальные. Конечно, для многих моих визави это первая в жизни встреча с психологом. Без дела я не сижу. 

Нравится ли им условия в ПВР и отношение со стороны местных жителей?

— В целом да. Тем более если учесть, что им говорят о России по ту сторону границы. Например, семья из Харькова рассказывала, что в местной прессе пишут о фильтрационных лагерях для украинцев и о том, что по приезде все семьи разделяют, мужчин гонят на одни работы, женщин — на другие, детей — на третьи…

Нареканий по поводу отношения местных жителей, чтобы кто-то обижал взрослых или детей в школах, такого я не слышал ни разу. Что касается условий — всё зависит от того, насколько большая семья к нам приехала и в каких условиях она жила до этого. Если, например, это мама с дочкой из однушки переместились в номер в гостинице — они всем довольны. А если большая семья, жившая в трёхкомнатной квартире, уже четвёртый месяц ютится в одном номере — тут, конечно, обостряются отношения отцов и детей, и людям не очень комфортно. Есть ещё такой момент: беженцам сложно найти работу, и вынужденное ничегонеделание тоже сказывается на психологическом настрое. Тем более изначально многие думали переждать обстрелы несколько недель и вернуться, но пока не получается.

Жители ПВР по-разному воспринимают и гуманитарную помощь. Большую её часть стараются оказать адресно, по заявкам. Например, просит человек чёрные кроссовки, привезут именно их. Но не от всемирно известного бренда и не за 10 тысяч рублей. И если у человека уже есть две пары обуви, то третью отдадут кому-то ещё, у кого одна. Большинство приехавших всё понимают и благодарны волонтёрам. Но бывают и претензии: «Вы же обещали… Я же просила белую шапку, а не синюю…» и так далее. Впрочем, я, как психолог, понимаю, что это чаще всего не капризы, а следствие посттравматического стресса. И моя задача — постараться его снять.

О чём беженцы больше всего переживают?

— О своих домах, конечно. Я работал с одной семьей из-под Харькова. Глава семьи трудился в сельскохозяйственной отрасли, хорошо зарабатывал. Они купили дом в пригороде, в элитном посёлке. Сейчас от их жилища осталась одна стена. Конечно, когда люди узнают о том, что их дом или квартира разрушены, они погружаются в депрессию. Для меня важно вывести их из ступора. Я объясняют: вы всё равно не можете что-то изменить там. Никто из нас не знает, что будет завтра. Но пока вы в безопасности — это уже хорошо. Давайте посмотрим, что прямо сейчас вы можете сделать, чтобы улучшить свою жизнь? Убрать в номере, отлично! Повесить новые шторы — ещё лучше… 

Очень тяжело приходится людям в возрасте, которых сорвали с привычного места. А у них нет ни сил, ни желания начинать новую жизнь. Здесь я, как психолог, помогаю им найти внутренние ресурсы. 

Ещё, конечно, сильно страдают матери и жёны, чьи мужья и сыновья находятся в ополчении. Бывает, они по нескольку дней не могут до них дозвониться, сходят с ума от волнения. Отдельная история, когда приходят новости о погибших. Больше всего, конечно, переживаний на тему: не успел, не поговорил, не помирились…

А как ко всему происходящему относятся дети?

— Так как вооружённый конфликт в Донбассе идёт уже восемь лет, дети, которые к нам приехали, выросли в условиях военного времени. По сравнению с нашими, воронежскими, они более напряжённые, самостоятельные. Но при этом некоторые не выносят громких звуков. Одна девочка вздрагивает при каждом хлопке или стуке. Это доставляет массу неудобств: она живёт в ПВР в Воронеже, ходит в школу, а большой город богат на громкие звуки. Но она пока ничего не может поделать с этой реакцией. 

Ещё что отличает детей с ЛДНР — спокойное отношение к смерти. У большинства из них кто-то погиб: родственник, одноклассник, знакомый. Подростки с окраины Донецка рассказывали, как однажды в их двор «прилетело», после чего они помогали взрослым собирать трупы и части тел, чтобы похоронить… Они говорили об этом как о таком будничном занятии: мол, собрали трупы, потом пошли играть в мяч… Дело том, что детская психика быстрее адаптируется к новым условиям. Хотя случаются и срывы. Например, я слышал историю, как в очереди за гуманитарной помощью один мальчик укусил другого за лицо.

Все ли беженцы хотят вернуться?

— Нет, не все. Причём не только потому, что лишились дома и работы и что здесь, что там придётся начинать с нуля. Работал с одной молодой женщиной из Донбасса, она приехала сюда с детьми. Рассказала свою историю: замуж вышла рано, почти сразу после школы. Но семейную жизнь никак не назовёшь счастливой: муж пьёт, оскорбляет её и детей. Спят на разных диванах. Но на развод она не решалась по целому ряду причин, в основном бытовых. А сейчас, когда сама судьба её развела с супругом, всерьёз задумалась: а может быть, это шанс начать всё сначала и поменять жизнь к лучшему? Я очень надеюсь, она примет правильное для себя решение и у неё всё сложится. 

Что люди рассказывают о своей жизни до переезда?

— Я стараюсь не затрагивать эту тему, ведь нужно не погружаться в прошлое, а заботиться о настоящем и будущем. Но кое-что мне всё-таки рассказывают. Одна семья приехала в Воронежскую область из-под Киева. Сначала они жили в столице. Но затем в школе у сына начались проблемы. Администрация приняла решение: обучение будет проходить только на украинском языке, все ученики обязаны его знать. Семья русскоязычная, по-украински знает несколько слов. Начались нападки на ребенка со стороны педагогов. В результате они переехали в пригород Киева, чтобы мальчик нормально окончил школу.

Жили в частном доме, у главы семьи была своя лесопилка. Когда началась спецоперация, к ним пришли представители теробороны и сообщили, что забирают все доски для военных нужд. Хозяйка попробовала возмутиться, но муж жёстко её прервал: «Забирайте всё, что надо!» Они объясняли мне: сейчас на Украине так принято, тероборона может забрать твою машину, даже телевизор. Если начнёшь возмущаться — могут объявить изменником родины с самыми тяжёлыми для тебя последствиями. В результате семья решила уехать в Россию. Добирались через Польшу — напрямую их не пустили.

А какие взаимоотношения между самими беженцами?

— Всё зависит от контингента конкретного ПВР. Зачастую в одном пункте вынужденно проживают вместе люди из разных социальных слоёв: представители интеллигенции и семьи простых работяг — и порой они друг друга раздражают. Случаются и конфликты из-за гуманитарной помощи. В одном пункте размещения я наблюдал ситуацию, когда одна группа по собственному усмотрению занималась получением и распределением гуманитарки, и, конечно, не все были довольны результатом. В итоге произошёл бунт другой части жильцов, правила поменялись… Большую часть этих проблем вынуждена решать администрация ПВР. А ведь это обычный персонал гостиниц и турбаз, который не обучен конфликтологии. Поэтому порой им самим не помешало бы пообщаться с психологом.

Бывает и такое. Жители Донбасса упрекают, например, харьковчан: вот, мол, вы по нам стреляли восемь лет! Те, конечно, объясняют: да мы ни при чём, ни в каких вооружённых противостояниях не участвовали… Кстати, люди из ЛДНР в разговорах решительно отделяют себя от Украины: «Мы не с Украины, мы из Донбасса!»

Подписывайтесь на «МОЁ! Online» в «Дзене». Cледите за главными новостями Воронежа и области в Telegram-канале, «ВКонтакте», «Одноклассниках», TikTok, и YouTube.