«Детей, завёрнутых в пелёнку, я здесь видела»: кто и зачем связывал воспитанников бутурлиновского интерната

— Нас тут все любят! Нам очень нравится! Мы вчера Татьяну Ивановну видели в новостях… По телевизору мы больше всего любим смотреть мелодрамы — про любовь. А книжки нам читают учителя, сказки. Есть такая сказка «Колобок». А из уроков нравятся математика и речь. Мне 22 года! А мне… тоже 22… Я и забыл уже, сколько мне лет…

…Ослепляющая стерильность. Кукольные кроватки. Сломанные куколки — в них. Почему природа делает так, в медицинских книжках пишут — про хромосомы. Но кто ответит — ЗА ЧТО?

В отделении милосердия Бутурлиновского детского дома-интерната для умственно отсталых детей 26 ребят. Это хоспис. Они попадают сюда в четыре года, как правило, из дома ребёнка, с пометкой «отказник». И никогда наяву не увидят что-то кроме палатных стен и пятачка площадки для прогулок, куда их дважды в день вывозят в инвалидных креслах.

Сейчас — здесь. После 23 лет — в интернате для взрослых. Если доживут. У многих такие диагнозы: в описаниях в графе «Продолжительность жизни» туманное — «зависит от условий и терапии».

Хроника скандала

«Вчера в новостях» показывали не только Татьяну Ивановну — старшую медсестру Татьяну Ивановну Юрину. Бутурлиновский дом-интернат, где живут дети с особенностями развития, всю последнюю неделю точка кипения.

8 ноября воронежское издание «Блокнот» выдаёт в интернет 21 страшное фото детей из казённого дома. На снимках дети, затянутые в пелёнки, как в смирительные рубашки. А вот девочки: одна привязана верёвкой за шею к скамейке, другая — краем пелёнки-кокона к кровати. И самый душераздирающий кадр: мальчик, звездой распятый на кроватной сетке. Лица детей размыты.

По словам журналистов, «тревожное сообщение» (это цитата) в конце октября им прислал некий источник, сообщив, что снимки сделаны в Бутурлиновском доме-интернате для умственно отсталых детей. На фото от этого же источника есть поясняющие подписи: например, распятого на сетке мальчика якобы наказали за то, что тот не спал днём.

Издание, получив такое нечто с посылом на компромат, 1 ноября направляет его в областной департамент соцзащиты. И, спустя неделю получив ответ, прилагает его к заметке. Суть ответа: 2 ноября комиссия департамента нагрянула в интернат, информация об издевательствах не подтвердилась, проводится проверка.

Через несколько часов после публикации появляется официальный релиз от регионального управления СКР. Выясняется: следователям сигнал на бутурлиновский интернат тоже поступил 1 ноября, они тоже внезапно — вечером, без предупреждения — туда заявились и тоже связанных детей не нашли. Но уголовное дело об истязании несовершеннолетних возбудили, чтобы разобраться в происхождении фото. Расследование, конечно, на контроле у главы Следственного комитета РФ Александра Бастрыкина.

И конечно же, на фото несчастных детей разворачивается пиар-кампания разных общественников и деятелей с общим рефреном «сотрудников интерната на мыло». А пока одни расследуют, а другие зарабатывают очки, некий источник подкидывает журналистам версию, будто снимки замученных воспитанников могут быть постановкой, а сам слив — попыткой мести уволенного сотрудника. Воронежский уполномоченный по правам ребёнка Ирина Попова заявляет: жалоб от родителей детей не было.

По детям бегали тараканы

Дом-интернат в Бутурлиновке открыли 21 сентября 1943-го для сирот войны. В 1953-м он заработал в своём нынешнем статусе как психоневрологический. Территория вместе с двором, беседками и пристройками — 4,7 гектара. Рассчитан на 150 человек. Сейчас здесь 144, от четырёх до 23 лет. И 248 сотрудников — воспитатели, медсёстры, санитарочки (их тут называют именно так).

Мы приехали туда в пятницу, 11 ноября, без предупреждения. В двух словах: кукольный дом. Всё игрушечное, розовое, голубое, в цветочках, мягонькое, чистенькое, тёплое, улыбается. И только когда видишь лица — оглушает.

Так тут было не всегда. В марте 2012-го к нам приезжал тогдашний детский омбудсмен Павел Астахов, и после его инспекции в Бутурлиновку прежнего директора интерната Сергея Тириченко, просидевшего в должности 14 лет, с нагоняем сняли. Столичный ревизор вдруг открыл глаза нашим чиновникам:

— В интернате детям не хватает мягкого инвентаря, слабая материально-техническая база. Подушки и матрасы изношены. В умывальниках не работают краны. Нет противопролежневых матрасов. Лежачие больные дети не могут сами себя обслуживать, в это время по ним ползают мухи. А во время проверки из постели ребёнка выбежал таракан, — сказал Астахов.

Через полгода, 5 сентября, в интернат назначили нового директора, который руководит им до сих пор: Николай Скользнев, военный пенсионер-подполковник, 29 лет в авиации, последняя должность — замкомандира воинской части по материально-техническому обеспечению. За следующие три года — до 2015-го — в бутурлиновский детский дом вложили в общей сложности порядка 150 миллионов рублей, из них 20 с лишним миллионов федеральных, в том числе из Пенсионного фонда. Грандиозный ремонт контролировал тогда ещё губернатор Алексей Гордеев. Теперь тут есть и сенсорная комната для занятий с психологом и логопедом, и специальные игровые площадки для детей-инвалидов, и отдельная гордость — баня с прачечной с импортным оборудованием, где настирывают и наглаживают до 11 тонн пелёнок/распашонок в месяц.

…Следователи СКР приехали в интернат около 11 вечера 1 ноября, когда уже все спали.

— Не маски-шоу, конечно, но вбежали группой и рассыпались по зданию. Первым делом направились в спальни, — объясняет мой источник в интернате. — Включали свет — искали связанных, наверное. Но дети лежали в застеленных кроватках, с игрушками. Каждого ребёнка осмотрели, сфотографировали. Уже после выхода той заметки из Воронежа приезжали судмедэксперты и тоже осматривали детей. Следов от верёвок, побоев не нашли.

Но на тех фотографиях действительно воспитанники детского дома. Сотрудникам эти снимки следователи показали в оригинале, с открытыми лицами. Директор говорит, ему не показывали, но и он свой интернат узнал: по обстановке. Одного из мальчиков даже с размытым лицом узнала бабушка. По пальчику. И примчалась с дедом на разведку: «Как же так, я его вот же навещала, всё было хорошо». Посмотрели, убедились: всё хорошо.

«Готова целовать им руки»

Дети в Бутурлиновском доме-интернате — сплошные улыбки. «Здра-а-авствуйте/до свида-а-ания». Воспитателей, санитарочек зовут по именам. На «ты». Директора тоже. Или просто: «мама» и «папа».

Эти дети особенные. Их чувства — на острие. Если видят в человеке опасность, не подойдут — так говорят и сотрудники, и учителя, это подтвердит мне мама одной из девочек. И дети здесь точно не запуганы.

Дочка Светланы* Аня живёт здесь с 2017-го. Сейчас девочке 16.

— У Ани редкое заболевание. Таких детей рождается один на 50 тысяч. Интеллект сохранён, она понимает, что ей говорят, выполняет просьбы. Но не говорит. Средняя степень умственной отсталости. Аня ходила в школу для детей с ограниченными возможностями здоровья в Воронеже, но, когда ей исполнилось 11 лет, врачи сказали: в её состоянии единственная возможность обучаться — это интернат в Бутурлиновке, под непрерывным наблюдением и с особыми программами обучения и реабилитации. И знаете… Я и бабушка — мы готовы руки целовать тем людям, которые там работают. Только благодаря их душевности я справляюсь с тем, что приходится быть дистанционной мамой. У Ани случаются приступы агрессии, и тогда она становится неуправляема. Она наносила себе повреждения, она… Руки себе могла ковырять до мяса. Дома мы ничего не могли с ней сделать. В интернате она ведёт себя хорошо. Родители или законные представители могут забирать ребёнка в общей сложности на три месяца в год. Я обычно забираю зимой и на летние каникулы. И поверьте: справиться с дочкой во время приступов сложно. В такие минуты она способна на что угодно. И говорят, происходит всплеск гормонов, поэтому… такая сила появляется, что… В конце каждого месяца есть три родительских дня, когда можно детей навещать. Но на практике каждый приезжает, когда ему удобно. Директор не запрещает. Никаких намёков на то, что с моим ребёнком или с другими детьми там плохо обращаются, я не видела ни разу. Когда привожу Аню обратно после каникул, она бежит обниматься с воспитателями. Во время свиданий мы с ней часто рисуем. Так она каждого сотрудника, кто мимо идёт, зовёт жестами и хвалится: вот, мол, какая я молодец.

…Я почитала об Аниной болезни. По пункту «Продолжительность жизни» — многое зависит от условий и лечения. Условия и лечение — ключевое.

Есть вопросы

Я не пытаюсь выгородить интернат — с происхождением фотографий пусть разбираются те, кто должен и умеет это делать. Следователи изучают в том числе медицинские журналы и записи с видеокамер. Камеры, правда, висят только в коридорах и игровых комнатах, в спальнях их нет, и хранятся записи только семь суток, но если детей тут муштровали — это проявится. Я сейчас хочу спросить вот о чём.

Почему на каждом снимке ОДИН ребёнок? В комнатах живёт от пяти до восьми человек. При этом на одном из фото рядом с зафиксированным ребёнком на соседней кровати — застеленной — сидит дитя, одетое и не связанное. На другом — самом безобразном, с распятием на сетке — правая ножка мальчика привязана к кровати чем-то похожим на мужской ремень. В интернате закончились свободные верёвки и простыни — не исключаю. А на заднем плане пацан в трико передвигает стул. Пацана узнали. Когда стали расспрашивать, парень сказал: «Мы играли».

Игра — ею такие дети живут. Вот он — один из мальчиков с того снимка. Илюша*. Воробышек на вид лет пяти.

— Илюше уже 12, совсем большой! — говорит воспитатель. — Посмотрите на него. Ну КАК его можно связать?

Воробышек расплывается улыбкой и — носиком воспитателю в живот. Он не умеет разговаривать и свои чувства выражает так. Мама от Илюши отказалась.

По версии работников интерната, с которыми я говорила, фото могут быть постановкой, а детей в неё могли втянуть именно через «игру». Одна из бывших сотрудниц написала мне во «ВКонтакте» коротко: «Я работала там в 2018-м. При мне никто детей не бил и не связывал».

Почему нет видео? Почему тот, кто всё это снимал, не обнародовал фото сразу? Хорошо: директор, предположим, замнёт. А прокурор? Полицейские? Следственный комитет? Снимки на улице, судя по пейзажам, сделаны летом. Сейчас ноябрь. Чего ждали три месяца? Более того, сотрудники провели своё расследование и подозревают, что некоторым фото может быть года два — узнали по наклейкам на тумбочках в спальнях. Весёлые картинки покупают и клеят сами воспитатели.

Фото девочки с личиком в зелёнке. Этот снимок «источник», приславший его, подписал: «Ребёнок три месяца страдал от приступов аутоагрессии». Вы знаете, что это? Агрессия против себя самого. Пиковая фаза — суицид. Кроху с фото зовут Люба*. В середине сентября после затяжного приступа её отправили в психоневрологический стационар в Воронеж. Перед отправкой она была в боевом раскрасе зелёнкой — как на фото. 

Важно. Дети в интернате постоянно на виду. Вести уроки сюда приходят учителя из городской школы для детей с ограниченными возможностями здоровья. Некоторые воспитанники, кому позволяет состояние, сами ходят в эту школу и такой же «особенный» детский сад. Если ребёнок заболел, его лечат в районной поликлинике. Каждый год в феврале у детей масштабная диспансеризация. Медицинские светила приезжали даже из Москвы — из Института психиатрии имени Сербского. Тут клубятся волонтёры из благотворительных фондов. Опять же родители: из 144 детей родители или законные представители есть у 43. Кроме того что приезжают сами, они на связи с детьми постоянно: воспитатели шлют им SMS-приветы и фото с прогулок, включают видеозвонки. Последняя масштабная проверка прошла 13 октября — делегация Минтруда и Совета при правительстве РФ по вопросам попечительства в социальной сфере, были и наш уполномоченный по правам ребёнка Ирина Попова, областные чиновники и плюс общественники из региональной организации инвалидов и родителей детей-инвалидов «Искра надежды». И если тут мучают и пытают детей, почему за столько лет никто этого не заметил? А если заметил, странно, что молчал.

А у детей постарше, которым позволяет состояние, в интернате есть телефоны. И не только кнопочные. А с камерами, да.

«Иногда это необходимо»

Говорит Светлана, мама маленькой Ани:

— Детей с ручками, завёрнутыми в пелёнку, в интернате я видела. Они спокойно шли по коридору, друзья их сзади поддерживали. Нет, Аню так не фиксировали. Но если понадобится, возражать не буду. Зная свою дочь и её диагноз, я понимаю, для чего это делается. В моменты агрессии такой ребёнок становится опасен и для себя, и для окружающих. Такая мера применяется исключительно из соображений безопасности. Если вы увидите в интернате ребёнка с коротко остриженными волосами, скорее всего, в приступах агрессии он рвёт на себе волосы, и короткая стрижка — это один из способов его обезопасить.

А это дочка одной из бывших сотрудниц, работавших в интернате более 10 лет назад: «Я показала маме фото, и она сказала, что да, детей не связывали, но могли пеленать обычными пелёнками, чтобы те не нанесли себе увечья».

…Спрашиваю прямо директора интерната Николая Скользнева: пеленаете или нет?

— Я против любых мер стеснения и строго запрещаю сотрудникам. Надо искать правильные слова, уговаривать, успокаивать. Но в психиатрической практике бывают разные ситуации...

Да. Агрессия — это выброс адреналина. Отсюда и молниеносная недюжинная сила в 20-килограммовых воробышках. Ребёнок в таком состоянии взрослого может покалечить. И с собой сделать что угодно.

А что по закону?

«Меры физического стеснения и изоляции» в психиатрии возможны: статья 30 Федерального закона «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при её оказании». Однако здесь есть несколько «НО».

Эти меры применяются (цитирую) «только в тех случаях, формах и на тот период, когда, по мнению врача-психиатра, иными методами невозможно предотвратить действия лица, представляющие непосредственную опасность для него или других лиц», «при постоянном контроле медработников», «о формах и времени применения мер физического стеснения или изоляции делается запись в медицинской документации». Закон не прописывает, на сколько можно связать пациента. В медицинских пособиях «рекомендуют» не более двух часов.

Только главное «НО» в том, что интернат — учреждение не медицинское, а социальное. И значит, работает по другому Федеральному закону — «Об основах социального обслуживания граждан в РФ». В котором есть статья 12: поставщики социальных услуг (воспитатели, санитары, врачи интерната) «не вправе ограничивать права, свободы и законные интересы получателей социальных услуг (детей), в том числе при использовании лекарственных препаратов; применять физическое или психологическое насилие, допускать их оскорбление, грубое обращение».

То есть де-юре «фиксировать» тех, кто живёт в психоневрологических интернатах, нельзя. Даже если «житель» бросается на людей или бьётся головой об стену. Но по факту...

На стыке двух законов катастрофическая дыра: об этом говорят и эксперты. Юрист центра лечебной педагогики «Особое детство» Павел Кантор отмечает: «Применение мер физического стеснения в отношении лиц, находящихся в психоневрологических интернатах и детских домах-интернатах, возможно лишь при совпадении следующих условий:

— наличие лицензии на оказание специализированной медико-санитарной помощи по психиатрии в стационарных условиях;

— решение об оказании психиатрической помощи в стационаре в недобровольном порядке в соответствии с законом;

— соблюдение существующих стандартов оказания стационарной психиатрической помощи».

***

Лицензия на медицинскую деятельность у Бутурлиновского детского дома-интерната для умственно отсталых детей есть, в том числе на специализированную помощь по психиатрии. Поэтому интернат, например, закупает специфические препараты — антипсихотики: это открыто — сайт госзакупок. Но психиатрия в лицензии прописана «амбулаторно». И здесь возникает та самая законодательная дыра. Повторюсь: кто и какие назначения делал детям, их обоснованность сейчас выясняют следователи.

Светлана, мама Ани, мне сказала так: «Что бы ни делали ребёнку в интернате — даже волосы подстричь — только с согласия родителей».

И кстати, о версии с якобы местью уволенного обиженного. В интернате с 3 октября действительно сократили пять должностей, среди них инструктор по труду, завхоз, водитель, прачка. Об увольнении им сообщили за два месяца — летом, 2 августа. Директор Николай Скользнев уверяет:

— Мы эти должности сократили не потому, что кто-то плохо работал или нам так захотелось. Вместо них появились другие: специалист по лечебной физкультуре, воспитатель-сурдопереводчик, массажисту добавили полставки и ввели ставку замдиректора по общим вопросам. Его основная задача — курировать госзакупки. А в будущем — работу реабилитационного центра.

Центр — три отдельных коттеджа с современным оборудованием — планируют построить на территории интерната в 2024-м. Не только для воспитанников — для детей-инвалидов всего региона.

* Имена героев публикации изменены