Беженка из Курска: «Война — самая длинная и кривая дорога к Богу»

Курская беженка откровенно рассказала об ужасах, которые ей пришлось пережить.

Война и фрицы

Первая моя встреча с войной случилась в конце 80-х. Мне двадцать, я кинооператор Витебского телевидения. На одном плече «Кинор», на другом — аккумулятор. Первое серьёзное дело — съёмка документального фильма о войне. В те годы в СССР активно братались с немцами, у каждого города был город-побратим. У Витебска — Франкфурт-на-Одере. Для справки: в Белоруссии во время Второй мировой погиб каждый четвёртый, в Витебской области — каждый второй. Однако было принято решение забыть и помириться. Возможно, это разумно, не знаю.

По прошествии стольких лет я снимала первый визит немцев, который касался войны. И вот мы едем в деревню, по «местам боевой славы», в группе немцев есть те, кто воевал именно здесь. Нас встречают. Белорусы — удивительно гостеприимный народ. В любой деревне накормят, напоят, спать уложат на лучшем месте, не помышляя о деньгах. Не помню почему, но мы постучались в одну из хат.

«Ай, вы ж мае дараженькiе! Заходзiце у хату», — семенит маленькая сутуловатая улыбчивая старушка. Дорожка в хату узкая, идём гуськом. Я за старушкой, снимаю. Бабуля по-детски радуется гостям, гомонит беспрестанно, её щуплые плечики, головка в платочке даже со спины излучают радость.

И тут наши немцы заговорили. Услышав немецкую речь, бабуля остановилась, мы за ней. Секунда — её плечи распрямились. Я смотрела ей в затылок. Это была другая женщина. «Гэтых у хату не пушчу, — отрезала она, — не саромьце сябе». Повисла пауза. От этой маленькой бабушки шла такая сила, ещё не понятная и не ведомая мне. Теперь нас было как минимум двое — тех, которые «гэтых у хату» не пустят. Наши немецко-фашистские товарищи притихли, они не знали языка, но всё поняли. Возвращались в город молча.

Не помню, как звали бабушку, не помню её лица, не помню название деревни и фильма. Помню только плечи, затылок и силу исконную, которая передаётся из поколения в поколение. Я её тогда приняла. С тех пор войну кожей чую.

Погружение в безнадёгу

Революции, перевороты, государственные заговоры всегда свершались руками самых угнетённых, обиженных слоёв общества. В Советском Союзе это были барыги, ворюги, хапуги, торгаши и взяточники. Легализовать барыши было невозможно. Именно их руками в начале девяностых совершили криминальный переворот. Станислав Говорухин как-то сказал, что события 1991 года — это не что иное, как криминальная революция.

Чтобы плотнее набить карманы, стали продавать Родину. По частям, оптом и в розницу. Над некогда великой страной поплыл «Владимирский централ, ветер северный…». Для отвлечения внимания от неблаговидных процессов дали свободу слова. Да, это был расцвет журналистики — единственное реальное достижение сомнительных реформ того времени. Прорвало трубу с нечистотами: громкие расследования, скелеты из всех шкафов, ушаты компроматов, парады проституток, грязное бельё, кровь, убийства и насилие — всё, что могло бередить низменные чувства, обрушилось на неокрепшую психику народа. Завеса информационного шума плотно прикрыла процессы разграбления Родины. Так началась война.

Пока пацаны в малиновых костюмах обслуживали своих зарубежных хозяев и набивали карманы себе, для народа подбросили новую «жвачку» — колдуны, экстрасенсы, предсказатели. Они томно трамбовали нашу психику различного рода «предсказаниями» и «знамениями». Это было хитро. Спустя много лет я поняла, что мы, люди, сами создаём реальность и об этом знают те, кто мнит себя кукловодами, нужно только помочь нам выстроить нужную для них программу. Погрузив страну в полный негатив и безнадёгу с помощью нас, журналистов и кинематографистов, людей буквально заставили поверить, «что весь мир похож на лужу, что друзья — обман и затем лишь лезут в душу, чтоб залезть в карман» (Н. Некрасов).

Мы, сами того не понимая, негативными эмоциями укрепляли мир дворцов и хижин, безнадёги, хамства и самоуничтожения. А примерные гадалки и предсказатели всех мастей, в том числе и Жириновский, рефреном, но смачно озвучивали дальнейшие замыслы своих хозяев. Нас приучали к диким планам, которые мы и поддержали своими мыслями. Припомните, лет 20 назад в подсознание масс стали вбрасывать мысль о войне с Украиной. Тогда это казалось несусветной дичью. Мы братья, мы одной крови.

За пять минут до войны

2024 год. Десять лет, как война рефреном пульсирует в воздухе: беженцы, СВО, волонтёры, сбор средств. Не всегда понятно, но знаю одно: я со своими, что бы ни случилось.

Курская область, усадьба князей Барятинских, посёлок Марьино — моя малая Родина, место моей силы. Всю жизнь хотела жить здесь, но с рождения судьба по городам мотала. Наконец работа позволяет, домочадцы согласны. Переезжаем!

Хотелось посибаритствовать, никакой журналистики — только грядки, обустройство жилья и природа. Но ко мне обратился паренёк Лёва — интеллигент в десятом поколении, умница. Я здесь нужна. Ещё прошлым летом мы с ним писали о местном клубе, который загубила чиновничья нерадивость. Кроме отписок, ничего не получили. Решили снять ролик, «обращение к совести чиновников». За время съёмок познакомилась с потрясающими людьми! Все они настоящие, не ищут, где теплее, а любят эту землю. Наш ролик имел успех.

В Марьино приехал заместитель губернатора, чиновник лукавый и словоблудливый. Чиновники нынче не те, они, забывая, что живут за наш счёт, больше походят на барчуков. Народ воспринимают как назойливую мошкару, отмахиваются да отписываются. Из приоритетов, как Крылов писал, «лишь были б жёлуди, ведь я от них жирею». Это стало возможным потому, что от свободы слова не осталось и следа, обратная связь нарушена. Именно такие чиновники уже которое десятилетие ведут войну против моей Родины: оптимизация образования, медицины, разорение сёл, продажа земли, полезных ископаемых и стратегически неверное для России стягивание людей в большие города. В одной Москве сейчас народа на порядок больше, чем во всей Белоруссии. И это ненормально. Я в обороне, иногда в одиночку, но только не сейчас. Встреча замгубернатора с народом выглядела жалко: попытка наехать на непричастных, обещания чего-то там и встретиться в конце сентября. Но уже через неделю была война.

Посёлок Марьино, когда-то цветущий и потрясающий, за последние годы превратился в руины с вымирающим населением. Война чиновников против своего народа без присутствия внешних врагов сделала своё дело. Несколько лет назад началась реставрация дворца, санатория администрации президента. Но скоро стало понятно, что реставрацией здесь не пахнет, скорее реконструкция с элементами вандализма и освоением огромных бюджетных денег. Глядя на всё происходящее, в голове не раз крутилась мысль, что этих ребят от посадки спасёт только прямое попадание. Так и случилось. Пару месяцев назад попало, не раз. Боль.

Бегство

О том, что в Сумской области ВСУ собирают большую ударную группировку, знали все. С мая в чатах об этом писали. Но, как и с Донбассом, — рефреном. Когда 6 августа объявили, что на территорию Курской области зашла ДРГ, мы верили официальным источникам. А на следующее утро через кукурузные поля прибежали люди - человек 10 - в трусах, ночных сорочках, босиком или в одном тапке. Пыльные, грязные, они сбивчиво рассказывали, что едут ВСУшники на танках, стреляют всех без разбора, кто пытается бежать на машинах, расстреливают в упор, семьями. Но телевизоры, как мантру, твердили: «В Багдаде все спокойно».

К концу дня в воздухе уже висело липкое ощущение смерти и зловещая тишина. В небе, как стая саранчи, появились вертолёты. Наши — не наши? Бог весть. К ночи небо наполнилось звуками. Жужжали дроны, слышались взрывы, стены домов потряхивало. Прямо перед окном блестящими брызгами разлетелось что-то непонятное, но не салют. Муж спал. В его жизни несколько боевых конфликтов и медаль «За отвагу».

У меня спать не получалось, под ложечкой сосало. Было тошно от того, что из потёмок подсознания выполз липкий первобытный страх за свою шкуру — это сильнее любых интеллектуальных и философских выкладок. Утром муж загрузил в погреб тушёнку, свечи и надувной матрас. Тогда мы ещё не знали о Русском Поречном, где в погреба с людьми фашисты бросали гранаты...

Рейсовые автобусы перестали ходить или шли перегруженными. У кого есть машины, торопились уехать. Никакой организованной эвакуации не было. Марьино обезлюдело. Те, кто остались, пытались храбриться. Вечером 8 августа знакомые сказали, что у них в машине есть два с половиной места, на сборы 15 минут. Не могу похвастаться, что мерзкое ощущение смерти отступило, однако я была полна решимости остаться и помогать, чем смогу. Но моя старенькая мама, которая уже ходит с двумя палками… Что будет с ней?

15 минут оказалось достаточно, чтобы отключить холодильник, взять документы и даже попрощаться с Лёвой. «Как, и вы тоже?» — на его спокойном лице мелькнуло недоумение. Он субтильный, о таких говорят — не спортсмен, но сила духа, та самая, исконная, в этом парне есть, именно она помогает удержать пространство. Стыдно, в тот момент почувствовала себя крысой. Но рядом стояла мама с двумя палками, рюкзачком за спиной и панамке набекрень. Она совсем крошкой уже пережила одну войну. В погреб ей никак, мы должны её вывезти в безопасное место. Ехать надо быстро, трасса простреливается, на Суджанском кольце яма от прилёта. Но дорожные камеры фиксируют превышение скорости — роботы — наше будущее? Станет ли оно реальностью — зависит от каждого из нас. Тем, кто успешно прошёл трассу и убежал от горячей войны, пришли штрафы. Кому война, а кому мать родна.

Курск встретил неприветливо. Ночь, мы на железнодорожном вокзале. Народу много. Муж пошёл подышать, а мы с маменькой пытаемся кемарить на неудобных вокзальных креслах. Разбудил вой сирен и окрик полицейского: «Все в укрытие». Народ засуетился. Мама у меня медленная, мы в хвосте толпы. Полицейский — молодой парень с лицом, не обезображенным интеллектом, кричит на нас и подталкивает в спину. Чёрная форма, дубинка в руке и лицо надсмотрщика. Я прошу нам помочь, слышу в ответ не очень приличную фразу и получаю очередной толчок в спину.

Лестница на цокольный этаж крутая, мама еле ползёт, мы уже одни на этой лестнице, барышня в полицейской форме помогает. Спасибо ей. Вот такая она, война. Но слава Богу, есть друзья, и они уже едут за нами из Воронежа.

«В Курске резко подорожал съём квартир»

Воронеж. Прибыли в иной мир, где нет войны, но только не для меня. Бездеятельность невыносима. Постоянно звоню своим, которые остались в Марьино. Связь у них отвратительная, свет и вода практически отсутствуют, всё закрыто, вплоть до магазинов, и гремит постоянно. Объективной информации нет. Но все стараются не унывать.

Те, кто в Курске, в ПВР, уже ничего не стараются. Они рассказывают об очередях за гуманитарной помощью, о спортивных залах с двухъярусными койками, расстояние между которыми 50 сантиметров — по нормативам. В этих залах бесконечное число тех, кому совсем некуда податься: женщины, дети, старики, в том числе и лежачие, а ещё коты, собачки, хомячки, птички… На улице плюс 30, дышать нечем, передать невозможно… А в Курске резко дорожает съём квартир. И это тоже война, но уже со своими внутренними проблемами, касающимися жадности.

«Ой, нет, не надо мне негатива»

На мне только одно платье, всё осталось там. Но на фоне остальных я в Воронеже просто королева. У меня есть крыша над головой, и засыпаю я в чистой постели. В такие минуты зёрна от плевел отделяются легко. Иду в МФЦ, обещали выплаты. Решила получить и отправить своим в Марьино. Они сидят без денег, а продавец магазинчика Наташа на своей машине возит ребятам на фронт продукты и медикаменты. Несмотря на реалии жизни, бензин платный.

В МФЦ барышня, узнав, откуда я, озабоченно спрашивает: «Ну, как там?» Объективной информации по-прежнему нет. «Убивают там», — говорю тихо. «Ой, нет, нет, не надо мне негатива», — ни с того, ни с сего голосит барышня. Страус и песок. Зачем спрашивала? И это то, что тоже нужно знать о войне.

Мы не готовы, мы разобщены, мы спим в хомуте. Ремарк говорил, что войны закончатся тогда, когда на них никто не придёт. Это так, но если уже пришли? Пришли к вам домой? Пришли ошалелой фашистской толпой со всего мира. Мы опоздали с работой над ошибками. Сейчас у нас один вариант — победить! Разборы полётов будут потом, главное — чтобы они не захлебнулись в очередной эйфории. Нужно собраться. И прежде всего включить в себе опцию «Человек». Только тогда получится.

Я с теми, кто сейчас с оружием в руках защищает нашу Родину, с теми, кто держит это пространство на уровне духа, кто возит гуманитарку, вяжет сети, кто в высоких кабинетах делает своё дело честно, а не прикуривает от пепелища. Войны начинаются в наших душах и через время выходят на материальный план. Проблема человечества в том, что мы так и не поняли, что война — это самая длинная и кривая дорога к Богу.