Почему воронежские литераторы писали кляузы на автора книги «Белый Бим Чёрное ухо»

Список книг, от прочтения которых у меня начинают влажнеть глаза, не так уж и велик — от силы три — четыре названия. «Белый Бим Чёрное ухо» (12+) — из них. Книга, конечно, не только про собаку с трагической судьбой, по которой в начале 70-х рыдала в голос вся страна. Эта повесть про людей. Тот самый Бим лишь зеркало, в котором отражаются наши радость, подлость, сострадание и жестокость.

...Помню себя 6 — 7-летним на улице небольшого городка Тамбовской области. Приятель отца знакомит нас с каким-то своим дальним родственником. «Гавриил Николаевич, писатель», — рекомендуется тот. Обычный дед с седыми усами... Чай не Самуил Маршак или Борис Житков, на которых росло моё поколение. А отец поговорил с этим «дедом» на улице несколько минут и сразу как-то посерьёзнел.

«Куплю себе собаку, назову Бим». Эту фразу примы воронежского театра драмы Риммы Мануковской, сыгравшей в одноимённом фильме не самый добрый персонаж по отношению к псу, приводили в те годы два популярных киножурнала СССР — «Советский экран» и «Спутник кинозрителя».

Мануковской нет уже 22 года, автора «Бима» — 30 лет. А повесть и сам фильм хоть сейчас читай или смотри. Написано и снято так, что спустя полвека ни единой «морщинки».

29 ноября исполнится 120 лет со дня рождения Гавриила Троепольского. И за это время Бим не постарел, он так же, как и раньше, пытается лечить людей от жестокости и помогает нам становиться лучше. Как, впрочем, любая собака на свете...

Корреспондент «МОЁ!» пообщался с двумя воронежскими литераторами, лично знавшими Гавриила Троепольского — Евгением Новичихиным и Юрием Кургузовым.

Воспоминания Евгения Новичихина

«Мы дружили, несмотря на 34-летнюю разницу в возрасте

— На любом писательском собрании, встрече с читателями Троепольский сразу взрывался, если замечал, что кто-то записывает его слова ручкой в блокноте: «Прекратите! Закройте!» Многим это казалось странностью. А объяснялось всё просто (я сам спрашивал его об этом) — Гавриил Николаевич утверждал, что его слова столько раз неверно истолковывали и это ему надоело. Потому он очень болезненно относился к попыткам записать то, что он говорит. Соглашался на публикацию своих слов только после тщательной личной проверки. Воронежский литературовед Олег Ласунский рассказывал, что присылал ему на вычитку даже небольшую статью в воронежской энциклопедии — всего-то несколько строчек.

Негативно настроенный по отношению к Солженицыну (предавшему, как считал Троепольский, его друга Александра Твардовского), не принимавший и не понимавший диссидентства Григория Померанца, Гавриил Николаевич тем не менее пристально следил за заочной полемикой этого философа с автором «Архипелага ГУЛАГа» (16+). В беседах не раз подчёркивал важность мысли Померанца о религии как основе человеческого бытия, а его известное изречение «Дьявол начинается с пены на губах ангела…» неоднократно цитировал, когда в дискуссиях или обычных спорах, беседах на темы жизни и литературы коллеги переходили на слишком высокие тона. Сам он в таких случаях всегда говорил тихо, размеренно, спокойно и рассудительно.

Я пришёл на работу в редакцию журнала «Подъём» в 1973 году, уже после выхода «Белого Бима...» И мы сразу подружились с Троепольским, хотя разница в возрасте у нас была как у отца и сына — 34 года.

Воронежские писатели завидовали славе бывшего агронома

— Троепольский появился в литературе довольно поздно, когда ему было за пятьдесят. Если быть точным, то первая его публикация состоялась в альманахе «Литературный Воронеж» ещё в 1938 году. Это был рассказ под названием «Дедушка», опубликованный под псевдонимом Т. Лирваг (если прочесть наоборот — Гаврил Т. — «Ё!»). Спустя много лет, уже почти в пятьдесят, он опубликовал в журнале «Новый мир» цикл рассказов «Записки агронома» и сразу стал знаменитым. А воронежские писатели-аксакалы, которые были известны только в Воронеже и больше нигде, не могли это легко принять.

Писатель Юрий Гончаров рассказывал: когда Максим Подобедов, руководивший в своё время российской ассоциацией пролетарских писателей во всей Центрально-Чернозёмной области, входил в зал во время проведения съездов писателей Черноземья, все вставали, встречая его овацией и криками «Ура!» (тогда был не только один большой культ личности — были культы и маленькие.). И вот нашим аксакалам было трудно понять, почему вчерашний агроном пришёл в литературу и стал более знаменитым, чем они сами. И они начали писать жалобы на Троепольского (зачастую в них была откровенная клевета). Кляузы отправляли в разные инстанции — от обкома партии до ЦК КПСС. Мол, их, писателей-коммунистов, зажимают, а Троепольского печатают и воздают ему славу.

Было много писательских собраний, на которые приходили секретари обкома партии, защищая Гавриила Николаевича. Поддерживали его и мы — молодые писатели. Среди писателей-ровесников Троепольский дружил только с Евгением Люфановым, а остальные его друзья были из молодёжи. Мы учились у него, и он это ценил. Среди его молодых друзей кроме меня были Иван Евсеенко, Станислав Никулин.

«Стоял в очередях за письмами от читателей»

— Была в Ленинграде такая художница — Елизавета Максименко, малолетняя узница фашистских лагерей. Среди её работ были иллюстрации к «Белому Биму», которые она прислала писателю. Ему они очень понравилоись, и между ними завязалась переписка. Она частично опубликована в её книге, названной так же, как знаменитая повесть Троепольского,— «Белый Бим Чёрное ухо», но жанр у книги совсем иной, это книга иллюстраций.

В одном из писем художнице Троепольский рассказал, что за два месяца он получил 86 писем и бандеролей от читателей. И это примерно через 15 лет после выхода в свет знаменитой повести!

В основном ему присылали стихи, рассказы и повести с просьбой дать им свою оценку. Каждый день он ходил на Главпочтамт, выстаивал очереди, чтобы получить всё это. На первых порах Троепольский старался всем отвечать, но в конце концов понял, что не в силах объять необъятное. Он приходил в редакцию «Подъёма» почти каждый день и раздавал нам полученное. Стихи обычно читал я, прозу — Иван Евсеенко. И по просьбе Гавриила Николаевича мы отвечали авторам, по большей части графоманам. Правда, иногда что-то из полученного им публиковалось в «Подъёме».

«Троепольский терпеть не мог проигрывать в шахматы»

— Гавриил Троепольский очень любил играть в шахматы и терпеть не мог проигрывать. У нас, молодых, высшим искусством было сделать ничью с мэтром. Если же кто-то выигрывал у него, то он очень расстраивался, и мы старались не огорчать его. Особенно в науке сделать с ним ничью отличался Станислав Никулин (редактор отдела поэзии «Подъёма». — Прим. «Ё!»). В нашей среде передавалась такая история. Троепольский однажды сел играть с главредом «Подъёма» Фёдором Волоховым и, когда понял, что проигрывает, с досады смахнул с доски фигуры, хлопнул дверью и ушёл. Волохов расстроился — обидел коллегу. В этот же день он по дороге домой, зашёл на Главпочтамт и дал телеграмму Троепольскому. А писатель в эти дни ожидал плохих вестей из Тамбова, где тяжело болела его родственница.

«Два часа ночи. Звонок в дверь, — рассказывал нам позже Гавриил Николаевич. — Просыпаюсь, спрашиваю из-за двери: «Кто?» — «Вам телеграмма», — отвечают. Я решил, что пришли плохие вести. Надеваю очки, читаю: «Согласен на ничью! Волохов».

О том, что сказал Троепольский о памятнике Биму в Воронеже, читайте вскоре на нашем сайте или в «МОЁ! Плюс» прямо сейчас.