Чем трагедия в Чернобыле похожа на 2020 год

Церемония вручения Российской Национальной театральной премии «Золотая маска» состоится сегодня, 22 апреля. Среди номинантов – спектакль воронежского Никитинского театра. 9 и 10 апреля театр впервые за свою ещё небольшую историю покорял Москву – у их «Чернобыльской молитвы» по одноимённой книге Светланы Алексиевич три номинации. Редактор «МОЁ! Плюс» Илья Клюев пересмотрел спектакль на прямой трансляции из Центра драматургии и режиссуры (показ проходил в бомбоубежище) и рассказывает, чем интересна «Чернобыльская молитва» и почему эта минималистичная, но пронзительная работа достойно смотрится среди номинантов на «Золотую маску» и совершенно органична сегодняшнему моменту.

«Тьма русского хаоса»

Спектакль режиссёра Дмитрия Егорова (воронежский зритель может знать его по «Ак и человечество» в Камерном театре) начинается в тот момент, когда необратимое уже случилось – 26 апреля 1986 года, авария прогремела, контроль потерян, невидимый глазу яд разносится по земле и воздуху. Ярчайший свет прогрессивного коммунистического завтра, уверенности и советских идеалов сменяется непробиваемой тьмой «обычного русского хаоса», незнания, тревоги и спрятанной непонятно от кого и зачем правды. Свет полностью «откачали». И сцена, и зал захвачены темнотой.

«Чернобыльская молитва» с первых секунд работает с важным эффектом театрального пространства – зрители в кромешной тьме объединены общей дезориентированностью, пристально вглядываются в одном направлении, чтобы уловить хоть что-то привычное: актёра, декорацию, хотя бы один источник света. Учитывая компактность зала Никитинского театра и плотность посадки – эффект погружения глубочайший (полностью ощутить это на трансляции, конечно, невозможно, хотя она очень качественная – спектакль снимали с семи камер). Нам показывают меньшее, а большее складывается само собой. Так пройдет основная часть спектакля, и глаза постепенно привыкнут к этому. Свет, конечно, всё-таки появится и зальёт сцену, ослепляя, обжигая, но именно борьба тьмы и света станет самым ёмким и богатым художественным приёмом «Молитвы».

Без главного героя

В спектакле заняты почти все актёры небольшой труппы Никитинского. Татьяна Солошенко, Борис Алексеев, Марина Демьяненко, Светлана Медведева, Алексей Савин, Андрей Клочков, Илья Крылов и Сергей Кузнецов. Они расскажут, прочитают, проговорят фрагменты историй реальных чернобыльцев, ликвидаторов, учёных, описанных в документальной книге нобелевского лауреата Светланы Алексиевич. Главное – не сыграют. Очевидно, то, что рассказывают герои голосами молодых актёров Никитинского, не надо пытаться играть (хотя, будем честны, не каждый актёр оказывается к этому готов), не надо вокруг этого городить декорации, не надо выстраивать изощрённую сценографию. Темнота и неизвестность сцены, голос актёра откуда-то оттуда, «бьющий» текст – этого достаточно для создания нужной дистанции между зрителем, актёром и чернобыльским материалом.

По этой же причине в многоголосой «Молитве» нет одного главного героя, никто не пытается тут выделиться, нет особенных, что точно соответствует всеобщему смыслу катастрофы, о которой идёт речь.

У каждого рассказчика тут есть свой небольшой источник света, вырывающий его на минуты из кромешной темноты. Это может быть тусклая настольная лампа, китчевый светодиодный «дождик» или пластиковое деревце, обвитое гирляндой. Так мы привыкаем к героям, учимся находить и запоминать их, едва освещенных и видимых, на сцене, учимся верить им не за игру, а за само слово.

Историй по ходу спектакля становится больше, мы узнаём детали, углубляемся, проходим с рассказчиками весь путь – и каждый герой стремится не только удержаться за свою последнюю лампочку или гирлянду, но и зажечь вокруг себя ещё больше разного света, найти и расставить ещё больше ламп – и к финалу вся сцена преобразится в светящееся, мерцающее полотно. И если логика жизни такова, что все эти голоса и личные драмы неизбежно сотрутся в круговерти истории, а люди потеряются в темноте, то, по логике спектакля, пусть свет правды пробьётся и будет везде, пусть темнота лжи отступит.

Спектакль и сериал

«Чернобыльская молитва» Дмитрия Егорова была создана на волне парадоксального массового интереса к мини-сериалу «Чернобыль» от HBO, вышедшему в 2019-м году, и в Никитинском никогда не стеснялись этой связи и не отрицали, что произведения синонимичны. Даже думаю, что актёрам намного интереснее работать с залом, где зрители уже знакомы с сериалом, – у такого зрителя есть ожидания, в его голове уже что-то «вертится» по этой теме, такой зритель сложнее мыслит и оценивает «Молитву». Как и в сериале Крейга Мэйзина и Йохана Ренка, главной темой тут становится цена лжи и цена правды. Разница, конечно, в методах и масштабах. За документальной достоверностью, скрупулёзностью воссоздания событий, напряжением и интригой – к сериалу.

Никитинский же – театр небогатый, там никогда не стремились к созданию внушительных декораций или подробных костюмов. Авторы (художник-постановщик Константин Соловьёв, художники по свету Дмитрий Егоров, Константин Соловьёв, Павел Миленин) искали художественные решения через ограничения, в которые поставлены. Пресловутая темнота на сцене стала главной находкой – она, во-первых, дешева и минималистична и, во-вторых, многозначна и понятна всем.

«Нас заставляют молчать. Так и запишите, моя дочь умерла от Чернобыля. Дочку звали Катя. Катюшенька. Умерла в семь лет». Герои свидетельствуют, упрекают, благодарят, кричат, чтобы их услышали, проговаривают то, о чём не могут не рассказать, вопрошают о той ясности и правде, которая была скрыта от них, нарушают молчание, не могут успокоиться – почему их власть поступила с ними именно так? Взрыв на 4-м энергоблоке обесточил пространство, привёл к тьме, и герои создают новый свет, заполняют им всю сцену, прокладывают по ней неоновые трубки, светящиеся понятным красным цветом.

В предчувствии пандемии

Зритель в зале легко считывает сценические приёмы спектакля, его главные метафоры и органично проникается историями героев – потому что понимает их. Все мы, и в зале, и на сцене, свидетели ковидного 2020-го, пережившие его, познали пандемию, панику, изоляцию, незнание, сомнения. Ковидный опыт 2020-го в контексте этого спектакля по-своему становится отражением опыта 1986-го. Поэтому, когда рассказчики говорят о смертельной угрозе, невидимой глазу, – мы понимаем это. Когда герои ведут себя именно так и думают то, что думают, – мы снова понимаем их и верим им, потому что не так уж мы от них далеко, даже если зрители в зале или актёры родились после 1986-го (преимущественно так и есть).

В плане точного попадания в нерв времени и в зрительский опыт стоит сказать, что у «Чернобыльской молитвы» складывается удивительная судьба. Премьера в Никитинском театре была 17 января прошлого года, когда ковидное предчувствие уже накапливалось. Уже на первом показе удивляло то, как же точно театр подметил с премьерой, уловил атмосферу времени, хотя всё было совпадением – спектакль задумывался задолго до первых новостей о коронавирусе и даже до выхода серила «Чернобыль». Дальше – всё закрылось. Спектакль, как и мы, отправился на карантин, чтобы вернуться к уже другому зрителю, для которого чернобыльский опыт стал ещё ближе. Близким и понятным этот опыт стал настолько, что, как верно отметил актёр Камерного театра Камиль Тукаев, аплодировать по-настоящему после этого спектакля трудно, ему больше подходит глубокое молчание. Но увидеть и услышать это, безусловно, стоит. Хотя бы в трансляции: на сайте указано, что запись станет доступна с 12 мая.