Формула счастья от Никиты Михалкова

Настоящий «звёздный» дождь выпал на воронежцев. На сцене концертного зала, в «Спартаке», на улицах города они могли видеть народных артистов — Никиту Михалкова, Николая Бурляева, Владимира Долинского и других, помоложе, включая и бывшего актёра Воронежского Камерного театра Павла Ильина. Их собрал в Воронеже спектакль Никиты Михалкова «12», который был сыгран ими 12 и 13 марта на сцене концертного зала. 

Спецкор «Ё!» посмотрел спектакль, заглянул за кулисы, побеседовал с актёрами.

«12»: как это было в Воронеже

Впервые Михалков поставил «12» (16+) ещё в театральном училище. Одну из ролей сыграл тогда его сокурсник Коля Бурляев, занятый и в новой постановке.

— Я сомневался с самого начала: зачем ты это делаешь! — восклицает маститый актёр в эксклюзивном интервью для «Ё!», взятом в гримёрке перед вторым спектаклем. — У тебя такой фильм создан! «Золотой лев» в Венеции. Классика! А теперь ты берёшь неизвестных актёров. Не провалимся ли мы? На первой читке я смотрю на молодых партнёров: боже мой! Они все бездари! Будет провал! Как он сделает ЭТО? И КАК ОН ЭТО СДЕЛАЛ!
Михалков говорил нам: вы солисты, но вы должны быть оркестром. И он этого добился.

На сцене двенадцать присяжных. Люди разных профессий и судеб собрались, чтобы утвердить приговор в отношении подростка-чеченца, якобы убившего своего приёмного отца, русского офицера. Обсуждать, собственно, уже и нечего. Следствие настаивает: виновен. Осталось поднять 12 рук и разойтись по домам. Но вверх поднимается лишь одиннадцать. И звучит тихий голос Бурляева: «Не виновен». И разгораются споры, меняются времена года за окнами, под музыку Артемьева то шелестят, то гремят монологи-исповеди. Действие держит крепко, не отпускает. Зал внимает, замерев.

— Это был особый зал, — взволнованно продолжает Бурляев («Андрей Рублёв», «Военно-полевой роман»). — Мы проехали 39 городов, но такого зала у нас ещё не было. Аплодировали, смеялись, а воронежцы молчали до антракта. Зал словно аккумулировал энергию, которую получал со сцены. Он не хотел нарушать эту магию театра. Это — реально — магия! То, чего добился наш режиссёр.

Мастеру вторит и Павел Ильин, бывший актёр Камерного, ныне участник труппы Михалкова (мы говорим в гримёрке после первого спектакля):

— В театральном плане Воронеж — город образованный. Сам я из Саратова, имеющего свою театральную школу. Оттуда вышли Янковский, Миронов. Но в Воронеже театров больше, и они замечательные: Камерный, драмы, ТЮЗ. А зрителя воспитывает театр. Поэтому и зритель здесь особенный. Сегодня вдумчиво, внимательно слушали. И была невероятная тишина! «Тише, чем ноль». Накапливалась энергия. Удивительное ощущение: ты знаешь, что там полный зал, и — тишина! Это здорово мобилизует. Зритель живёт вместе с актёром, он дышать не может! И вот — монолог Михалкова — овация!

— Сразу после которого он рассказывает анекдот про роту солдат и поле г…на! Что это? Импровизация? Вы так искренне смеялись!

— Никита Сергеевич этот анекдот всегда рассказывает. Чтобы снять напряжение, чтобы слёзы просохли. (— Да, крупный план на экранах подтверждает: из глаз Мастера текут слёзы!) И монолог, и анекдот зал слушает, затаив дыхание. Это работает. Мы сами всегда искренне смеёмся, хотя слышали уже сто раз.

Действительно — овации, взволнованная речь Михалкова на фоне спущенного занавеса. Аншлаг, успех, аплодисменты. Артисты снимают бейсболки с логотипом «12», в которых они вышли на поклоны, и бросают их в зал. Все 12 достаются партеру. Что ж, билеты здесь были самыми дорогими. Доходило до 25 тысяч за место!

Фото: кадр видео

Сразу после спектакля

Опущен занавес. Пуст зал. На сцене среди декораций узким кружком на стульях сидят уставшие актёры. Слушают режиссёра, с которого в это время осторожно снимают грим. Здесь только свои. Однако в эту святая святых, на разбор спектакля, приглашён и спецкор «Ё!». Дело в том, что Никита Сергеевич прочёл материал в свежем номере газеты о своём дебютном фильме «Свой среди чужих…», а рядом — о своей жене Татьяне, которая в Воронеже училась. (— Но не родилась, как оговорился Михалков на сцене во время поклонов.) Мастер статьи прочёл, оставил автограф на фирменном календаре «МОЁ!» и дал добро. Снимать и записывать здесь строго запрещено. 

«Свой среди чужих, чужой среди своих»: кто сыграл в этом фильме лучшую роль

Но и послушать было что! Михалкова тоже удивила тишина в зале. Народные и молодые артисты внимают негромким замечаниям режиссёра. И тут я понимаю Бурляева, говорившего в гримёрке: он точно знает, КАК это должно быть. Вспоминаю и слова Ильина: он не ругает, он показывает, что можно было сделать ещё. Разбор жёсткий, но атмосфера прекрасная. Звучат шутки, кто-то уважительно возражает. Все смеются, хоть и смертельно устали. Спектакль после спектакля! Наконец грим снят, обсуждение закончено.

Фотографируемся с Михалковым с тем самым развёрнутым номером «МОЁ!». От имени всех читателей жму Мастеру руку, благодарю за фильмы, за «12». Видно, как он устал. Ещё бы! Авиационный спецрейс в последний момент отменили, пришлось лететь кортежем из четырёх машин по М-4. «Все были на нервах», — говорит завтруппой театра Анастасия Голованова. И всё-таки они прорвались! Около шести вечера Михалков появляется в концертном зале, нагоняет минуты на гриме и выходит на сцену. Высший пилотаж!

Фото:

После «разгрима» общаемся с актёрами.

— Почему Никита Сергеевич пригласил в «12» именно меня? — размышляет только что переодевшийся Павел Ильин. — Возможно, заметил на показах, во время дипломных работ в Театральной академии. Воронежский камерный театр дал мне хорошую школу. Я набирался опыта от Михаила Бычкова, играя с Камилем Тукаевым, Андреем Мирошниковым. И только в академии почувствовал, как мне пригодилось это «театральное мясо». И не будь в моей жизни Камерного, не знаю, вышел бы я на сцену в «12». 
Меня с двумя коллегами в спектакль вводили. Надо было сыграть так, чтобы корабль просто не остановился, произнести текст так, чтобы никому не помешать. Позже я уже вносил в спектакль себя — свою молодость, энергию, свою, ну правда, любовь. Потому что с Никитой Сергеевичем всё по любви. Он окружает себя людьми, которые ему близки своими человеческими качествами. И если артист будет профессионалом, но не сможет влиться в эту семью, то никогда он не сможет работать с Никитой Сергеевичем. Он работает с людьми, которых любит.

Сжечь мосты — это тоже счастье

Удивительно, но именно об этом 50 лет назад говорил и Сергей Шакуров, снявшийся в дебютной картине Михалкова «Свой среди чужих…» (— Помните командира эскадрона, «грозные альбатросы революции»?):

— Он создал такое грандиозное братство — не артистов, не персонажей, а людей… Это была настоящая мужская любовь, когда мы просто обожали друг друга, ждали выезда на съёмочную площадку.

— «Тот» Михалков и «этот» Михалков — это разные люди? — спросил я Бурляева.

— Это один и тот же Михалков, — ответил тот. — Только вобравший в себя всю мудрость жизни.

О том, что такое счастье, спецкор «Ё!» спросил и самого Никиту Сергеевича. Мэтр, уже с золотой Звездой Героя Труда на груди, неторопливо ответил:

— Для съёмок «Утомлённых солнцем-2» под Гороховцом мы построили деревянный мост. Он стоял два года, чтобы состарился, чтобы выглядел живым. Люди привыкли к нему, даже забыли, что он был построен специально для съёмок. И однажды он запылал. Я срочно вызвал пожарную команду. Приехало пять машин. Они из пяти шлангов скрутили один, включили насосы. Вода из старых шлангов ударила во все стороны фонтанами. Ну, Петергоф! А мост догорал. И тогда за двадцать пять минут я снял всё, что мне надо было снять за шесть дней. Это была войсковая операция: шесть камер, пять тысяч человек массовки, лошади, взрывы. Что-то жуткое. Я понимал, что другого выхода у меня нет, был настолько сконцентрирован, и Господь управил так, что я трезво, сухо, ясно давал команды по рации, где-то там начинали двигаться, что-то взрывалось, там тонули люди, тут ржали лошади… И всё это мы сняли за двадцать пять минут, одним дублем. И когда мы сняли материал и я его отсмотрел, понял, что это было счастье. Но в тот момент это была катастрофа.

Всё относительно. Чехов сказал: русские обожают своё прошлое, ненавидят своё настоящее и боятся будущего. Печальная формула. А Толстой считал, что счастье жизни в самой жизни. Делай, что должно, и пусть будет, что будет. Моя студия называется «ТриТэ» — «Товарищество. Творчество. Труд». Всё, что с этим связано, это всё — счастье.

И ещё одна важная вещь, необходимая, чтобы это счастье испытывать, это осознавать, — что ты не хозяин своего таланта, если Бог тебе его дал, ты только проводник между Господом и людьми. И как только ты начинаешь использовать талант, чтобы слаще есть и мягче спать, ты перестанешь быть собой.

Проплывая свой километр (в бассейне) и слушая музыку Артемьева, я иногда думаю: ух, сколько мы наколотили. Но я не испытываю самоощущения победы. Это очень опасная вещь. Относись ко всему, как к Божьему промыслу, а не как к своим победам. Тогда ты счастлив.

Отцу Михалкова было «всегда тринадцать»

Поздравили воронежцы Никиту Сергеевича и с днём рождения его отца Сергея Михалкова, отца «Дяди Стёпы», автора гимна СССР и России. 13 марта ему исполнилось бы 112 лет. На вопрос, какой самый главный совет он дал маленькому Никите, маститый режиссёр ответил:

— Самый главный совет он дал мне ремнём. Это многих смущает, но я ему за это очень благодарен. Это самый яркий эпизод из моего детства. Жизнь отца была удивительной. Его псевдоравнодушие к детям. И к своим в том числе. И поэтому он писал гениальные детские стихи. Не как взрослый о детях, а как дети про детей. Мама говорила, что Серёже всегда тринадцать лет.

В разговоре с молодыми актёрами труппы несколько раз звучало: работать на одной сцене с Никитой Сергеевичем — счастье, сравнится с которым лишь одно счастье — сняться в его новом фильме. Однако никаких намёков на новую картину Мастер пока не делает. Поэтому на пресс-конференции спецкор «Ё!» поинтересовался у Никиты Сергеевича: не идёт ли работа в этом направлении? И если нет, то, возможно, Мастера заинтересует трагическая, фантастическая, музыкальная судьба известного воронежского дирижёра и композитора Михаила Носырева. 17-летним юношей он репетировал в Ленинграде с Шостаковичем, в составе артистической бригады выезжал с ним на фронт, переживал тяготы блокады, был арестован и приговорён к расстрелу, который в последний момент заменили 10 годами ссылки. Затем — Воркута, голод, обморожения, знаменитый Воркутинский тюремный театр, освобождение. Там, в Воркуте, он встретил свою судьбу по имени Эмма. И был с ней до конца своих дней. У них родились балет, симфония и сын Миша, который и сегодня жив-здоров… По реакции Никиты Сергеевича трудно было понять, понравился ли ему намёк «МОЁ!», но идея прозвучала. Так пожелаем Мастеру здоровья и успехов. И ещё раз прислушаемся к его голосу, к его мнению (оно опубликовано в телеграм-канале «Бесогон») о спектакле и о нас, воронежцах:

— Такое напряжение, такая тишина, как будто никого нет… И я очень важную вещь понял: когда идёт такой серьёзный разговор, зритель перестаёт быть в зале, он уже на сцене, ему не до аплодисментов. Это спектакль, в котором вместе с актёрами работает и зритель. И слоган его: «Про всех и для каждого».
Потому что не имеет значения, где сидит человек — в директорской ложе или на галёрке. Каждый находит в нём что-то для себя (— Конец цитаты).

Спасибо, «12»!