«В справке о смерти дочери написано: «Взрывчатых веществ не обнаружено»

«Как смотреть им в глаза?», «Какие говорить слова?» Других мыслей нет.

Я сажусь в машину. Еду в липецкое село, где живут родные погибшей девочки, и все сто километров только две мысли.

***

Он не сразу открыл нам калитку.

Стучу. Кричу. Бреду вдоль сетки-забора, за которой огород. Зову. В доме кто-то есть, я точно знаю. Калитка закрыта на щеколду со двора. Я понимаю: этот стук, этот крик — это неправильно, может, он не хочет говорить…

Дверь калитки щёлкнула.

На лице человека, раздавленного горем, лежит особенная печать. Это чувствуешь. Он тихо со мной здоровается. Это папа той самой Оли, 22-летней девочки, первой жертвы взрыва в маршрутке, о которой долго никто ничего не знал. 15 августа Олю всем селом хоронили здесь, на сельском кладбище, в паре километров от родительского дома. За крохотным прудом, у церкви.

Отец тяжёлой походкой ведёт нас в дом. Оля была очень на него похожа.

В доме мама. Надрывный голос из комнаты: «Я не буду общаться… я не могу…» Кощунство говорить: «Понимаю» — мне, не знающей такого горя, — ей, этим горем убиваемой. Мы с отцом тихо выходим из дома, становимся у калитки.

— Оля окончила нашу девятилетку. Отличница.

Да. Умница. Старательная. Это я уже знала. Только въехав в село, мы остановились у первого же магазина — спросить, как найти Черниковых, «тех самых»… Продавщицей оказалась бывшая учительница Ольги по физике и математике. Я слушала её и понимала: капля горя Олиной семьи упала здесь на каждого.

И я снова слушаю отца:

— После школы мы спросили у дочки: «Ну что, дочь, куда теперь?» «Я, — говорит, — в техникум хочу, в Воронеж, на юриста». Что ж, в техникум так в техникум.

…То, что и там, и в самом ВГУ на юрфаке Оля Черникова «умница и отличница», вы уже понимаете. (Отец: «Она нас не забывала. Постоянно звонила. Раза по два в месяц приезжала, помогала маме».)

***

Вечером 12 августа мама, как обычно, набрала дочке в Воронеж. По словам папы, было около 20 часов. Телефон вне доступа. Но мать знала — Оля рассказывала родителям — после работы она поедет выбирать платье: на выходных со своим молодым человеком должна была пойти на свадьбу друзей.

— Её парень после… того, как всё случилось, стал звонить дочке — недоступно. Он обзванивал одну больницу за другой. В одной ему сказали, мол, есть неизвестная девушка (Черникова в списке погибших значилась как «неопознанная», документов с собой она не взяла. — Авт.). Парень приехал туда, показал врачам фотографию Оли. Ему сказали, что очень похожа… Парень сообщил Олиному крёстному, тот позвонил сначала нашему старшему сыну — он приехал к нам. Крёстный объяснил ему, что неопознанная погибшая девочка может оказаться Олей…

***

Было уже утро пятницы, 13-го. Отец уже ушёл на работу на маслозавод, мама была дома.

«Мама… только не волнуйся… С Олей, может быть, что-то случилось, но пока ничего не понятно». Слова «погибла» не было. Но мать, кажется, почувствовала дочь за сто километров. Почувствовала всё.

— Мы с сыном поехали в Воронеж. В субботу опознание. Я не смог — зайти — туда. Пошёл крёстный. Вышел: «ОНА».

Официальное время взрыва: 21:15. Время смерти: 23.35. Синими чернилами в справке судебно-медицинских экспертов.

И мать мне, уже когда я писала эту заметку в редакции и позвонила отцу уточнить какую-то мелочь, в телефонную трубку: «Вот, в справке о смерти. Никаких баллонов НЕ было… Ещё бы вы — мне — не — верили! «Взрывчатых веществ не обнаружено» — вот, вот… в справке о смерти…»

— Дочь никогда не ездила этим маршрутом, это не её автобус. Она села в тот ПАЗ лишь потому, что он шёл к магазину, который был ей нужен, — папа, ещё там, у калитки дома.

Платье Ольга не купила...

Редакция «МОЁ!» соболезнует близким Ольги и Татьяны Ивановой, которая тоже погибла.