«Всех вас изведу, машина — только начало!»: дядя жестоко расправился с племянником-сиротой

13-летний Вова Битов (имена героев изменены по этическим соображениям. — Прим. «МОЁ!») пропал в середине лета 2002 года. Сбежал из оздоровительного детского лагеря, где отдыхали ребята из Борисоглебской школы-интерната. Возбуждать уголовное дело не стали: пацан частенько бегал. Думали, помотается и вернётся. Два года ориентировка на Вову висела на досках объявлений и заборах Воронежской области. О нём изредка вспоминали, представители интерната интересовались у правоохранителей: нет ли новостей о беглеце. Те лишь разводили руками.

В начале осени того же года подростки, собиравшие металлолом у очистных сооружений одного из сёл Поворинского района, заметили всплывший мешок, из которого торчали фрагменты тела. Они в ужасе побежали за взрослыми, но, когда привели их на место, напугавшего их предмета уже не было.

Если бы не стечение обстоятельств и не сдавшие нервы преступника, эта пропажа так навсегда и осталась бы неразгаданной тайной.

Родовое проклятье

Семья Битовых была бедовой: дом всегда полон людей, спиртное лилось рекой. Однажды во время очередного такого застолья произошла драка. Одного из гостей выволокли на улицу, бросили в стог сена и подожгли.

По этапу пошёл брат матери Вовы Светланы, который взял на себя вину за случившееся. А спустя некоторое время Светлана и её муж свели счёты с жизнью. Причиной этого страшного поступка, по мнению соседей, стали муки совести. Вове тогда было около четырёх лет.

Круглого сироту взяла на попечение семья старшего брата отца — 35-летнего Геннадия. Соседям казалось — мальчику повезло. Дом главного инженера крупного сельхозпредприятия, депутата местного самоуправления был всем на зависть. Крепкое хозяйство — полный загон животных, огромный огород, достойная зарплата главы семейства.

Мальчик уцепился за это благополучие как за соломинку, поверив, что теперь наладится и его жизнь. Едва ли не сразу стал называть новых родителей мамой и папой.

Геннадий сутками пропадал на работе, его супруга управлялась с большим хозяйством — ухаживала за скотиной и огородом. Вова был обут, одет и сыт. Только вот любви в этом доме для ребёнка не нашлось. Впрочем, душевности не перепадало не только Вове, но и их родной дочери. Родители тяжко трудились — времени «на сантименты» у них не было. Пока мальчишка был маленьким, старался не путаться под ногами и вести себя незаметно, рос как трава под забором. Впрочем, как и большинство детей вокруг.

«Белобрысый и шустрый»

Школа, куда ходил Володя, располагалась в соседнем посёлке. Первые три года мальчишка летал туда как на крыльях. В его дневнике были сплошь пятёрки и четвёрки. Первая учительница вспоминала о нём с большой теплотой.

— Ребят в нашей школе было немного, каждый ребёнок как на ладони. Вову помню добрым и покладистым. Он был маленького роста, белобрысенький и очень шустрый. Когда повзрослел, учиться стал похуже. Однажды пришёл с раной на ухе. Спросила, что случилось, а он объяснил: «Мамка оттаскала за тройку». Потом всё чаще стал приходить в школу с синяками. Мы знали, что родители его наказывают за плохие оценки. И он стал бояться школы, потерял интерес к учёбе. Вова делился со мной и вовсе странными вещами: дескать, опекуны попрекают его самоубийством родителей, — рассказывала Марина Таринова.

Учительница также вспомнила, как однажды на 8 Марта Вова подарил всем девчонкам в классе красивых кукол. Позже выяснилось: деньги на это юный джентльмен украл у приёмных родителей. Те, понятно, не оценили щедрого жеста племянника и безжалостно выпороли.

— Он кормил девчонок мороженым, деньги, понятно, опять воровал, — вздыхает Таринова.

По мнению учительницы, ребёнку не хватало душевного тепла и он, как мог, пытался его найти.

Классный руководитель 5 — 6-х классов Татьяна Ракитина рисовала уже другой образ мальчика.

— Очень ранимый и болезненно реагирующий на любую критику ребёнок, — рассказывала она. — С ровесниками у него отношения не складывались, при малейших обидах начинал плакать и грозиться себя убить. А однажды замахнулся перочинным ножиком на девочку, которая не дала ему списать, — вспомнила Ракитина.

«Испортился»

В подростковом возрасте Володя вышел из берегов. Он больше не был тихим и покладистым. Стал агрессивным, невыносимым, бесконечной головной болью своих приёмных родителей.

Вот как об этом написала в протоколе допроса его мачеха Тамара Симонова:

«Когда Вова закончил третий класс, то сразу «испортился». Стал грубить, воровать, курить и даже выпивать. Стал попрекать нас домом его родителей, который мы продали. А тот стоял без присмотра, с разбитыми окнами… Он сказал как-то, что в 14 лет женится и приведёт жену в наш дом. Мы будем жить в одной комнате, а он в другой…»

Про имущество, оставшееся после смерти родителей, пели пацану его соседи. Мол, продали его бессовестные родственники, а мальчишку оставили ни с чем.

Испарившееся наследство было занозой в душе подростка. После смерти родителей остался дом, три коровы, поросята. Всё это опекуны пустили с молотка, а на вырученные деньги купили средней руки автомобильчик — «Таврию».

Характер у мальчишки и так не сахар, а тут подростковый возраст, да ещё чувство обиды, которое «расчёсывали» соседи. Парень озлобился и стал воевать со своими опекунами — воровал, не слушался, прогуливал. Отчим воспитывал как мог — кулаками.

Чаша терпения переполнилась, когда в доме появился маленький ребёнок — дочь Симоновых родила сына. Если раньше с племянником как-то мирились, то теперь мечтали только об одном — избавиться от него.

Сам пацан тоже хорохорился: «Лучше в детдом, чем с такими «родителями».

Смутно догадывался: вряд ли лучше. Но рассчитывал, что казённый дом — временное явление. Пока не выйдет из заключения брат матери. «Другой дядя» рисовался Вове полной противоположностью его теперешней семьи. У любого должна быть какая-то надежда, особенно ребёнка. Чем бы это обернулось на самом деле — он так и не узнал.

Сдали в интернат

Когда ситуация зашла в тупик, Симонов написал заявление, что материальное положение и здоровье не позволяют ему больше быть опекуном Владимира. Комиссия по делам несовершеннолетних лишила семью опекунских прав и отправила мальчишку в борисоглебскую школу-интернат для детей-сирот.

Но оказалось, что жизнь в семье дяди, из которой он так рвался, только цветочки. Как приняли мальчишку, рост которого в 13 лет был всего 110 см, а неуверенность в себе зашкаливала, можно только догадываться.

Уже через пару месяцев жизни в казенном доме он подался в бега. Куда бежать ребёнку, всю жизнь не покидавшему пределов родного села? Туда, понятно, и бегал.

Поначалу приёмные родители подкармливали его и давали ночлег, а потом главе семейства это надоело.

— Нечего его приваживать, пусть катиться назад в свой интернат и забудет сюда дорогу! — решили Симоновы. И в очередной его визит хлопнули дверью перед носом подростка.

Мальчишка стал скитаться: то у соседа переночует, то на сеновале, то в саду. Доброхоты его подначивали: «Дом родителей твоих продали, а теперь крошки хлеба от них не допросишься, обидели сироту!» В подростке закипала обида.

Гори оно огнём!

18 июля 2002 года Геннадий Симонов пришёл домой и с порога бросил жене: «Опять этот зверёныш пожаловал, в сеннике снова его логово». А когда в два часа ночи полыхнул пожар, у него не было сомнения, чьих это рук дело.

Под утро пламя залили. От горбатого «Запорожца» и «Таврии», стоявших в гараже, остались лишь обуглившиеся скелеты. Симонов пошёл разбираться с племянником.

Что на самом деле произошло на том тёмном сеновале, знали только двое, одного из которых давно нет в живых. Геннадий рассказывал следователю, как зашёл в сарай и увидел племянника с бутылкой самогона в руках. По его словам, парень схватил косу и ударил ею Симонова по ноге со словами: «Всех вас изведу, машина — только начало!» Мужчина вспоминал, что вырвал косу и черенком шарахнул пацана по голове. Ярость была такой сильной, что от одного удара мальчишка захрипел. А его дядя с ужасом выскочил из сарая.

Когда минуты через две вернулся, парень затих. Мужчина затолкал подростка в мешок из-под сахара, взвалил на плечо и потащил. Пройдя около полукилометра, остановился у колодца очистных сооружений. Нашёл кусок алюминиевой проволоки, примотал к ногам и шее племянника три силикатных кирпича и бросил тело в сточные воды.

Позже следствие установило, что ребёнок умер не от удара, а захлебнувшись этими сточными водами.

Вопиющий случай

Об исчезнувшем ребёнке изредка вспоминали его бывшие соседи. Спрашивали экс-опекунов: куда подевался племянник. Те отвечали: «Пишет письма, все у него в порядке». Памятуя о сожжённой машине, соседи не слишком-то доверяли этому бодрому тону. Но докапываться до истины ни у кого не было особого желания.

Александр БЕССМЕРТНОВ в ту пору возглавлял уголовный розыск Поворинского ГОРВД.

— Посёлок, где произошло несчастье, — это сто домов да две улицы, — рассказал он. — Когда там закрылись две фермы, работы совсем не стало. Я в 2002 году уезжал в Чечню служить, тогда в этом посёлке было около 2 тысячи коров, а вернулся через полгода — остался один бычок. Посёлок этот нам никогда хлопот особых не доставлял, максимум, что там могло произойти, — пьяный мордобой или заурядная кража. Убийство ребёнка — это был вопиющий случай. К тому же совершил его один из немногих живущих там благополучных людей. Который, к слову, дважды избирался депутатом местного самоуправления.

Толчок в расследовании этого дела дала трагическая история о пропаже из того же детдома мальчишки, чье тело отыскали недалеко от борисоглебского села Боганы. Началась масштабная проверка по всем отказным материалам о без вести пропавших интернатовцах области. Вот тогда для допроса и вызвали бывшего опекуна Володи Геннадия Симонова.

По словам Игоря ЖУКОВА, работавшего тогда следователем Поворинской межрайонной прокуратуры, до этого момента подозрений о причастности к исчезновению подростка Симонова никто не высказывал: слишком он был «положительным».

Геннадий Симонов, вызванный на разговор по поводу племянника 25 ноября 2004 года, сознался в его убийстве. В явке с повинной написал: «Замучила совесть».

— Помню, что после того признания мы пошли к начальнику милиции, он нам выбил трактор и мы отправились доставать тело. Колодец был очень большим: диаметром 6 на 8 м, закрытый полусгнившими деревянными досками. Первым ковшом поддели доски, а второй зачерпнул жижу с останками ребёнка, — рассказал Игорь Жуков.

Ребёнка опознали по дерматиновым кроссовкам с надписью Adidas и спортивным штанам с детдомовской биркой.

«Не по злому умыслу»

Когда в июле 2005 года в Поворино судили Геннадия Симонова, почти все, кто его знал, сочувствовали. Говорили: приличный человек угодил за решётку из-за трудного племянника-пасынка.

Дело рассматривал областной суд, но все заседания проходили в Поворино — так было удобнее опрашивать свидетелей. Слёз на этом процессе не было. Потерпевшую сторону представлял только прокурор.

Судья Пётр Попов 6 июля 2005 года приговорил Симонова к 13 годам (ровно столько же, сколько прожил Вова) лишения свободы в колонии строгого режима. Симонов попытался обжаловать приговор, посчитав его слишком суровым, но высшая судебная инстанция оставила его в силе.

По словам местных жителей, Симонов отсидел в Семилукской колонии строгого режима восемь лет и за хорошее поведение был освобождён условно-досрочно. Вернулся домой. Говорят, в посёлке осталось чуть больше десяти домов. Теперь это совсем глухое место, где совсем нет работы. О бедном сироте Вове Битове там давно никто не помнит. Впрочем, не помнили о нём и при его жизни.