Как житель Поворино отсидел 12,5 года за преступления воронежского Чикатило

В Поворинском районе в 1990-е годы сгинули больше десятка девушек. Преступника Владимира Ретунского не могли найти долгих семь лет. За это время в тюрьму отправили несколько невиновных: кто-то отсидел месяц, кто-то — год. Михаил Гарибов за преступление, в совершении которого спустя три года после того, как его посадили, признавался Владимир Ретунский, отсидел 12,5 года.

Журналисты «МОЁ!» пообщались с Михаилом Гарибовым, его родственниками, подняли материалы дела, выяснили отношение к той истории у принимавших участие в расследовании, узнали, как пытались исправить судебную ошибку и чем это закончилось.

Илона пропала!

5 августа 1994 года Татьяна К. получила от своей матери из Поворино страшную телеграмму: «Приезжай! Илона пропала!». В середине июля женщина отправила на каникулы к бабушке свою 16-летнюю дочь Илону. Там, на берегу Хопра, дети (сын женщины гостил у бабушки с начала лета) проводили почти все каникулы.

Мальчик рассказал, что 4 августа после обеда сестра укатила на велосипеде на речку и пропала. Вечером он пошёл её искать. У железнодорожного моста через реку Хопёр валялся её велик, чуть поодаль — рубашка и шлёпанцы.

Все решили: девушка утонула. Водолазы несколько дней прочёсывали дно реки в месте предполагаемой трагедии, но нашли девочку только 24 августа. И совсем в другом месте.

— На её тело случайно наткнулся один дедушка. Он пошёл в лес, в местечко, которое называют Отрог, срубить веток. Споткнулся, упал в крапиву, а там — труп… Эксперты сказали, что смерть была насильственной, а вот установить, изнасилована она была или нет, так и не смогли, — вспоминает Пётр Елякин, работавший тогда старшим участковым Поворинского ГОРВД.

Илона была девушкой заметной — яркая, бойкая, к тому же приезжая. Многие пытались за ней приударить. Днём она бегала на речку, вечером — на танцы. Как многие барышни её возраста, вела дневник. Он-то и попался на глаза следователям.

Среди всяческих девичьих событий рассказывала и о знакомстве с неким Гарибом. Парень однажды заметил её на деревенской дискотеке и слишком рьяно стал проявлять интерес. «Теперь я до ужаса боюсь этого Гариба, мне кажется, что он пока своё не сделает, не отстанет», — написала девушка.

Эта запись и стала роковой в судьбе 22-летнего Михаила Гарибова. Репутация у парня была подходящая — всего год назад вышел из мест заключения. Его тут же задержали.

Потом нашлись свидетели, подтвердившие, что 4 августа видели его «Москвич» в районе того самого Отрога. В пользу версии о его причастности к убийству говорили и следы от протектора шин его машины, оставленные неподалёку от места преступления. То, что на момент совершения преступления у него было алиби — несколько приятелей заявили, что он был с ними на рыбалке, — суд не учёл, расценив как банальное выгораживание друга. В довершение у следователей оказались признательные показания самого парня. В них он рассказал, как встретил Илону недалеко от железнодорожного моста, как затащил её в свой «Москвич». Девочка якобы оказала яростное сопротивление. В ответ он её ударил, не рассчитав удар. Илона упала, ударилась головой и умерла. А он отвёз её тело в Отрог, где и сбросил в овраг.

— Много было доказательств его вины, и он сел. Думали, теперь прекратятся все эти злодейства в нашем районе. А в мае 1995 года у нас снова нашли двух убитых девочек… — делился Пётр Елякин.

«Били до полусмерти»

Журналистам «МОЁ!» удалось отыскать сестру Михаила Гарибова Марину, она до сих пор живёт в Поворино. Через несколько дней после того, как осудили её брата за преступление, которого он не совершал, женщина родила своего первого сына. Теперь ему уже почти 30.

— Миша с детства попадал в истории. У него отец — армянин, кровь южная, горячая. При этом добрый. Такого злодейства, какое на него повесили, совершить не мог. Первый раз он сел по малолетке. Друг у него оказался «сиделый» и двух дурачков — Мишу и ещё одного такого же — втянул в нехорошую историю. Их посадили. Три года отсидел, но репутация-то осталась… Как только произошла эта история с Илоной, его и потащили. Сначала подержали неделю, отпустили, а потом снова забрали и уже с концами. Наняли мы адвоката из Ростова-на-Дону (у нас там родственники жили), у того волосы дыбом. Три убийства на Мишу вешали! Одну девушку убили, когда Мишка в милиции сидел за административное правонарушение. Другую могли только в машине вывезти, а его «Москвич» в тот момент был в разобранном состоянии. Адвокат доказал его невиновность в двух убийствах, а за Илону его всё же упекли. Сначала нас к нему не допускали, мы уже только в колонии с ним встретились. Сказал: били его в участке до полусмерти, — рассказала корреспонденту «МОЁ!» женщина.

Когда Ретунского задержали, мать Илоны, по словам Чумаковой, опознала в изъятом у Ретунского золоте цепочку своей дочери.

— Она вместе с моей мамой ездила в Воронеж, давала показания, что за убийство её дочери сидит невиновный человек. Просила отпустить Мишку. А толку?.. Отсидел он 12,5 года. Вся жизнь у него под откос. Он, когда освободился, скоро снова сел, — вздохнула Марина.

Умерла так умерла

— Если не ошибаюсь, по преступлениям, которые совершил Ретунский, задерживали четверых. Кто-то сидел месяц, кто-то год. Михаилу Гарибову, насколько я знаю, назначили наказание — 14 лет лишения свободы, — рассказывал журналисту «МОЁ!» Михаил Авдеев, судья, рассматривавший дело Владимира Ретунского. — Уверен, в отношении него была допущена судебная ошибка, которая осталась неисправленной. Ретунский очень подробно и детально дал признательные показания по убийству, которое вменили Гарибову. И даже назвал имя той девушки. На вопрос, откуда он знает её имя, рассказал, что у него была дочь от второго брака, которая умерла в младенчестве. На Пасху он пошёл к ней на могилку, а по дороге увидел фотографию на памятнике той самой девушки, с которой все это сотворил... Фамилия, имя, даты — все это отпечаталось в его мозгу, — делился судья.

Чем же объяснить, что судебная ошибка так и осталась неисправленной.

— Адвокаты жаловались в областной суд. Ответ был примерно такой: вынесен приговор, вступивший в законную силу, он был признан правильным судебной коллегией по уголовным делам Российской Федерации. Если появились новые основания для разбирательств по этому делу, пусть следствие отменяет постановление о прекращении дела, ходатайствует об отмене приговора, и тогда назначат новое следствие. Но ничего этого сделано не было, — рассказал Авдеев.

«Он не ангел»

Игорь Жуков в 1990 — 1998 годах работал следователем в Поворинской межрайонной прокуратуре. После того как родственники Гарибова написали соответствующую жалобу, ему было поручено провести служебную проверку.

— После признания Ретунского подняли то дело, прокурор поручил мне разобраться с жалобой родственников Гарибова. Я должен был дать оценку следственных действий, которые закрепляли вину Гарибова. Пока проводил эту проверку, у меня около двери кабинета обсыпалась вся штукатурка и замок улетел. Кто ко мне только не ходил и кто только не хлопал той дверью… Я написал, что доказательства причастности Гарибова к тому преступлению не нашли подтверждения. Отослал рапорт в прокуратуру области. Но скольких там надо было наказывать, если бы судебная ошибка подтвердилась... И огромные компенсации выплачивать Гарибову. А он не ангел. Сидел за изнасилование. Потом снова за это же сел. Уже отсидев за Илону, — рассказал бывший следователь корреспонденту «МОЁ!».

«Им нужно было как-то отчитываться»

Нам удалось пообщаться с Михаилом Гарибовым. В тот момент он мотал свой четвёртый срок.

— Когда Ретунского поймали в 1997 году, меня вывезли из Перелешино в воронежский СИЗО. Ко мне приезжал следователь, который вёл дело. Стал говорить, что Ретунский во всём сознался, тебя, говорит, скоро отпустят. Но поставил условие: «Ты должен сказать, что ты её все-таки хотел изнасиловать». Я говорю: «Зачем, ведь этого не было». Он объяснил: «Ты три года уже отсидел, нужно, чтобы была причина, почему ты здесь, иначе очень много людей пострадают». А я заартачился. Может, дураком был, не знаю.

Во время следствия из меня жёстко признания выколачивали. Мне писали на листке, где её нашли, в чем была одета. Я должен был это выучить и повторить после того, как они сжигали листок, на диктофон. Когда я был под следствием, на меня вешали три трупа. Слава Богу, по двум мой адвокат нашёл железные доказательства моей невиновности, а то бы, может, и расстреляли. По Илоне дело тоже надо было закрывать, но я уже год отсидел под следствием. Им нужно было как-то перед своим начальством отчитываться. Дали мне 14 лет, отсидел я 12 с половиной, освободился по УДО.

После признания Ретунского я писал во все инстанции, дошёл до коллегии судей при президенте. Пообещали разобраться. Родители, продав гараж, наняли адвоката, она поехала в Москву с признанием Ретунского. Там сказали: «Да, не виновен, но так сразу не освободят, нужен месяц — два на решение всех формальностей». Это был уже 2000 год. Прошло несколько месяцев, она снова туда поехала, но безрезультатно. Вот и всё. Приезжали журналисты ко мне, писали, а толку-то?..

Бороться теперь не вижу смысла. Во-первых, время ушло. А во-вторых, они добились своего. Хотели сделать из меня насильника, у них получилось. У меня четыре судимости. Меня возили в психушку по последней судимости, проверяли на вменяемость. Психиатр спрашивает: «Вы себя считаете нормальным человеком?» Я им говорю: «У меня четвёртая судимость за изнасилование, какой я нормальный?» Семьи нет, детей нет, мне уже почти полтинник, большая часть жизни позади, а вспомнить, кроме бесконечных этапов, нечего…

Журналисты «МОЁ!» нашли маму Илоны Татьяну Качаеву и поговорили с ней об этом деле.

— Я совершенно уверена, что мою дочь убил не Гарибов, а Ретунский, — рассказала она. — Среди того золота, что было у него изъято, я опознала цепочку, которая была на Илоне. Сама ей её покупала. Такая тонкая, турецкая. Ошибиться невозможно. Когда судили Гарибова, я почти все время плакала, но, когда поднимала глаза, ловила его взгляд — он смотрел на меня и шептал: «Это не я». А это и так было понятно, все следствие там было за уши притянуто. Потом, когда уже Ретунский во всем сознался, писала в Москву, просила освободить Гарибова. Но так ничего и не получилось. Когда он уже освободился, он ко мне приходил. Сказал: «Я хочу посмотреть вам прямо в глаза и сказать — я не убивал вашу дочь». А я это и так знала.