«Первый ужас — расстрел бабушки». Читатель «МОЁ!» поделился воспоминаниями отца о фашисткой оккупации Воронежа

К 80-ЛЕТИЮ ПОБЕДЫ

Валентин Георгиевич Федюкин умер в декабре 2023 года, не дожив двух месяцев до 90 лет. Незадолго до смерти он записал свои воспоминания о войне. То, что видел собственными глазами, будучи семилетним пацаном. Ребёнком он стал свидетелем расстрела своей бабушки, видел, как жителей Воронежа гнали в оккупацию, сам трясся в этих «телячьих» вагонах.

Воспоминаниями о побеге и возвращении в разорённый город он поделился со своим сыном Георгием, а тот принёс рукопись в редакцию.

— Это реальная жизнь моей семьи, моего города. Сейчас живых свидетелей того времени почти не осталось — это редкий документ, почти как фотография, запечатлевшая эпоху, — объяснил Георгий журналистам «МОЁ!».

Мы печатаем воспоминания Валентина Георгиевича почти без купюр.

Публичная казнь

Когда началась война, мне было почти семь лет. Мы жили в Воронеже на улице Освобождение Труда. Первый ужас — бомбёжка Сада пионеров и Кольцовского сквера. И расстрел моей бабушки Пелагеи Карловны.

С приходом немцев стали исчезать еврейские семьи. Их и коммунистов фашисты искали по всему городу и потом показательно убивали. Моя бабушка вступилась за одну знакомую ей еврейскую семью. Когда их пришли забирать, кинулась наперерез фашистам со словами: «Они хорошие люди, их нельзя убивать!»

Её тоже схватили и поставили к стенке вместе с той семьёй. Показательно расстреляли их на глазах у всего города на остановке «Коммунаров», куда согнали жителей посмотреть на казнь. Я тоже был среди тех, кто это видел...

Побег из немецкого эшелона

Однажды немцы объявили о сборе всех жителей Воронежа на проспекте Революции. Тем, кто не придёт, грозили расстрелом. Разномастную толпу — женщин, детей, стариков и мужчин (их было меньше) — построили в колонну и погнали в сторону маслозавода. Шли несколько дней. Еда и вода — только то, что взяли с собой.

Пригнали в село Курбатово Нижнедевицкого района, где находился пересылочный лагерь. Поселили в барак за колючей проволокой. Взрослых гоняли под дулом автоматов на рытьё окопов, а детей оставляли в бараке как заложников. Чтобы ни у кого не было искушения бежать. Каждый день эшелонами гнали людей на Запад. Однажды очередь дошла и до нас. Погрузили в «телячьи» вагоны и отправили по железке. Где-то под Курском эшелон остановился. Нас выгрузили и, ничего не объясняя, куда-то погнали. Пока ехали, люди перезнакомились и решили: «Надо бежать, возвращаться в Воронеж». Нашлось несколько человек, знавших эти места, они-то и стали нашими проводниками. Дождавшись ночи, мы кинулись в лес. Нас было человек 20.

«Было страшно, в лесу шныряли звери»

Бежали долго, пока не выбились из сил. Когда стало светать, спрятались в овраге. Целые сутки там просидели. Рядом были неубранные поля, что-то на них росло. Это и спасло нас от голодной смерти. Потом наши проводники повели нас до ближайшей деревни, но она оказалась под немцами.

Передвигаться можно было только по ночам. Было темно, страшно, в лесу шныряли звери. Многие женщины тащили на руках маленьких детей, ноги вязли в грязи. Шли по местам, где недавно шли бои. Находили оружие, патроны. Днём отсиживались в оврагах, подальше от оживлённых дорог. Несколько раз нарывались на колонны пленных. Однажды повстречали партизан. Они нас накормили, дали с собой хлеб, соль, спички, одеяло и даже и винтовки с патронами!

Ещё одной удачей стала встреча с двумя коровами. Женщины подоили коров, напоили всех молоком. К тому моменту люди уже сильно оголодали, так что это было настоящей манной небесной.

В какой-то момент из группы исчезли трое мужчин. Оставшиеся женщины с детьми решили, что они их бросили. Но неожиданно «беглецы» явились. Возвращение их было эффектным — на телеге, запряжённой двумя лошадьми! А в телеге барахтался связанный полицай. Как потом рассказали, фашистский прихвостень косил рожь, когда они к нему сзади подкрались. Полицай пообещал всех приютить в своём доме. Но люди ему не поверили. Чтобы спасти свою шкуру, он отдал нам две подводы, мешок муки, бидон масла, два ведра картошки и груш. Эта добыча смогла нас прокормить почти до конца пути.

На подводе ехали только маленькие дети и обессилевшие старики. Большинство топало пешком. Ближе к Воронежу все уже очень вымотались и еле тащили ноги. Благо погода была тёплой, даже жаркой. Одежда превратилась в лохмотья. Переодеться было не во что.

«Как выжили — не знаю»

Кое-как добрались до Землянска, а потом отправились на родину моей мамы Любови Ивановны в село Перлёвку (ныне Семилукский район. — «Ё!»).

Зашли к бабушке через соседский огород утром. Это было верным решением — по ночам деревню патрулировали немцы и полицаи. Всех чужаков расстреливали. Бабушка помогла всю нашу группу расселить по соседям.

Какое-то время жили при фрицах, прячась по чердакам и подвалам. Было очень голодно и опасно. Как выжили, даже не знаю. Помню, что наступила зима, а одежды никакой не было. Спасла бабушкина шуба. Её разрезали на клочки и сварганили что-то тёплое. В этом ходили в поля, собирали стебли от подсолнухов. В лесу собирали хворост, чтобы топить печку и греть хату.

«Воду из Отрожки в центр пёрли на себе»

В конце января 1943 года донеслась весть, что Воронеж освободили. Мы тут же собрались и двинули туда пешком.

…Наш город представлял печальное зрелище — почти сплошь руины. Идти можно было только по проторенным тропинкам: улицы и дома были заминированы.

На нашей улице все дома были разрушены. Каким-то чудом уцелело лишь два дома — наш и соседский. Они стояли без окон, но целыми! Вместо стёкол окна прикрывали двери и столешницы. Видимо, немцы закрывались так от дождя и снега. К счастью, печи тоже остались целехонькими. Нам повезло: рядом с нами жил бригадир строителей. С его помощью нашли дверь, которую нам повесили, застеклили окна и стали обживаться.

Люди потихоньку возвращались в город, стали оживать фабрики и заводы. Моя мама пошла работать на завод имени Дзержинского. Пришлось сначала разбирать завалы, потом восстанавливать железную дорогу.

Воды в городе не было. Возили её из Отрожки. Туда ехали в вагоне, а назад — пешком. Пёрли эту воду на себе. Зимой топили снег, чтобы приготовить еду. У каждого во дворе был свой огородик. Выращивали, что могли. Благодаря этим овощам и выживали.

Людям негде было жить, поэтому часто квартиры захватывали. Просто так уйти из дома было нельзя. Оставляли старушек-соседок, которые стояли на страже наших и своих жилищ.

Игрушки — оружие и порох

На железную дорогу, мы, дети, ходили подбирать уголь — из паровозов иногда выбрасывали несгоревшие куски топлива, его-то мы и искали. По реке Воронеж гнали плоты — большие бревна для стройки. Мелкие дрова выбрасывали, за ними охотились люди, стоящие на берегу.

Я и мои ровесники бегали на места бывших боёв, искали боеприпасы. Находили гранаты, патроны, порох. Всё это использовали для рыбалки — глушили рыбу. Часто в реках находили оружие. Чистили его, из некоторых даже делали обрезы — этой науке учили старшие пацаны. Потом всё это меняли на хлеб. А рыбу на Девичьем рынке меняли на крупу, масло, картошку. Но часть рыбы оставляли себе, уха была частым блюдом в нашей семье.

Мальчишки сбивались в стаи. Иногда одна у другой пыталась что-то отнять. Помню, однажды пришлось стрелять в землю, когда мальчишки хотели отнять у нас оружие.

Когда летом было совсем голодно, мама отправляла меня к бабушке в Перлёвку подкормиться. Мы и там искали оружие. Местечко называлось Долгий лес. Там мы как-то отыскали целый немецкий склад боеприпасов — порох и патроны. Порох использовали для растопки печи. Из патронов делали «Катюшу». Распатронивали пулю, подсыпали туда порох, поджигали угольком, и пуля стреляла в воздух метров на пятнадцать. Это было весело.

Тетради из газет и чернила из свёклы

1 сентября 1943 года началась моя учеба. Окна в школе были заложены кирпичом. Зимой приходили пораньше по очереди, чтобы растопить печь.

Тетрадок не было. Делали их из газет, а чернила — из свёклы. Перья строгали из доски. Позднее мне мама купила перо «Рондо». Оно было моей драгоценностью. Всегда носил его в кармане, могли ведь и утащить такое.

Учебники стоили дорого. К примеру, «Родная речь» — 500 рублей. Ползарплаты родителей. Скидывались человек по пять и покупали один учебник на всех. Читали по очереди.

До снега ходили босиком. Выброшенную обувь, помню, находил, ремонтировал, как мог, и носил.

«Мне очень повезло в жизни»

Война отняла у меня детство. Карточки и голод — всё это было вместо игр и развлечений. Стало немного легче лишь к концу 1947-го.

В 1950-м я поступил в железнодорожное училище, учился на токаря. Питанием и одеждой я был обеспечен. Потом пошёл работать на завод им. Дзержинского. Работал с «прихватцем», как тогда говорили, — не боялся задержаться в цеху подольше. Пользовался уважением у коллег — меня избрали комсоргом цеха. Параллельно учился в школе рабочей молодёжи при заводе. В цехе встретил своих друзей по детству, тех, с кем мастерили самодельные «Катюши».

Завод не только ремонтировал паровозы, но и делал нужные в сельском хозяйстве жатки, молочные цистерны. Потом перешли на ремонт тепловозов.

Поступил в пединститут, но окончить его по семейным обстоятельствам не смог. Отучился в вечернем техникуме. Работал в технологическом институте старшим лаборантом на кафедре общей химии, мастером в учебных мастерских. Организовал полиграфические участки (небольшие типографии) в технологическом и педагогическом университетах. Они, кстати, работают до сих пор.

Выйдя на пенсию, трудился в общественных организациях. Воспитал двух прекрасных сыновей. Оба получили высшее образование и честно работают. Я ими очень доволен. Мне, считаю, очень повезло в жизни.