Тело пахнет керосином

Помню из детства: примерно раз в полгода мы ходили с бабушкой в керосиновую лавку с 10-литровой канистрой. В её доме часто отключался свет, и тогда на помощь приходили старая, ещё довоенная керосиновая лампа (газа не было, а еда готовилась на электроплитке) и керосиновый примус. Полдня без света — и литра керосина как не бывало! В те дни, когда мы приносили домой полную 10-литровую канистру и заправляли «на всякий пожарный» лампу и примус, запах керосина от стен и одежды, казалось, не выветривался несколько дней. С той самой поры он ассоциируется у меня с уже далёкими годами, проведёнными в небольшом городке...

Ёлка — на потолке

В небольшой квартире санитарки оперблока воронежской БСМП-8 Юлии Мурыгиной — идеальный порядок. Такой, что даже почти 200 собранных в одной комнате керосиновых ламп не издают характерного запаха. «Они все пустые, но вполне рабочие, в каждой — почти новенький фитиль, — говорит хозяйка. — Если залить керосин и поджечь, будут гореть. Просто все давно отмыты и очищены...».

Эти лампы начинал собирать в 2004-м отец Юли Александр Праслов — человек незаурядный во всех смыслах. Рукастый и головастый, он работал на одном из воронежских предприятий и всю жизнь что-то коллекционировал. Собирал картины, монеты, марки, редкие бутылки, самовары, фотоаппараты (при этом неплохо фотографировал сам), фарфоровые статуэтки. Одна из последних и сегодня стоит на полке в доме его дочери.

— Папа принёс её домой, кажется, в середине 90-х, — говорит она, — как раз тогда с деньгами всегда проблемы были, а он получил на заводе аванс и купил на него эту статуэтку. Мы отца ждали с деньгами, а он их все в тот день спустил «на искусство». А коллекцию из 12 — 13 своих самоваров он поменял на электрочайник, когда те только-только начали появляться в России...

Да что там коллекции — Александр Анатольевич несколько лет подряд вешал новогоднюю ёлку... на потолок. С одной стороны, скромные размеры брежневки, в которой жила семья, вполне располагали к этому, а с другой — детям труднее было таскать с неё задолго до праздника привязанные конфеты.

Или взять другое — торшер, который и сегодня исправно служит хозяйке. Александр, проживший всего 56 лет и ушедший в 2013-м, собрал его из деталей стиральной машинки, старых грядушечных кроватей и других железяк. Торшер ко всему прочему оснащён увеличительным стеклом, чтобы, приблизив книгу к лампе, с другой стороны можно было крупно видеть книжные и газетные страницы...

За лампами — с дозиметром

— Папа всю жизнь любил разные светильники, а собирать лампы начал в 2004 году и задержался на этом увлечении до конца жизни. Если бы он дожил до сегодняшнего дня, думаю, что лампы вытеснили бы нас из квартиры — они и так занимают много места, — рассуждает хозяйка. — Как сейчас помню — по выходным у нас была генеральная уборка, но не только во всей квартире, но и именно чистка этой коллекции — протирали, а иногда мыли сами лампы, стёкла. Лампы папа обычно покупал на блошиных рынках города, куда ходил каждые выходные, часто они появлялись дома пыльными, грязными, неработающими. И отец не только приводил их в порядок, но и ремонтировал, менял фитили (все они разной ширины), переделывал, придумывал что-то своё в конструкции. Однажды я сказала ему, что он приносит домой лампы, а вдруг (не дай бог!) они из чернобыльской зоны и, например, радиоактивные? Так он купил дозиметр и, прежде чем купить новую, замерял уровень радиации вокруг её корпуса...

Корреспонденты «МОЁ!» попросили Юлю показать самые-самые экземпляры этой редкой (это вам не гораздо более привычные марки или монеты!) коллекции.

— Вот это лампа, которую отец собрал из части самовара, вот другая — с отражателем. Тут дело вот в чём: лампа — пятилинейная (линейность — размер фитиля, от которого зависела «мощность» лампы. Ширина фитиля измерялась в линиях, старинной русской мере длины — одна линия составляла около 2,5 мм. Именно это значение дало народное название для ламп, которые называли «семилинейка», «двадцатилинейка» и пр. — Прим. «Ё!»), то есть со слабеньким фитилём. А отражатель увеличивал световой поток, и помещение освещалось лучше. Есть тут и переделанная под электричество (с проводами и патроном) бывшая керосиновая лампа. Есть полностью стеклянная в виде квадратной бутылки, есть старинные медные с полустёртыми надписями на разных языках, есть очень редкие экземпляры — с двумя фитилями. Когда появился интернет, мы с папой начали было искать информацию о старинных керосиновых лампах. Но его коллекция бизнесом так и не стала — на лампах он ничего не зарабатывал.

Добрые языки

Будь жив сегодня хозяин этих двух сотен ламп, он бы рассказал о них куда больше, чем его дочь, которая, кажется, до сих пор не решила судьбу этого мини-музея...

— Однажды, уже после смерти отца, когда мы с мамой всерьёз подумывали о том, как бы избавиться от коллекции, произошёл странный случай. Мама мыла стёкла ламп, одно упало на пол и разбилось. А ночью ей приснился сон — отец точно назвал общее число ламп и даже указал место (под сервантом), куда закатился осколок разбитого стекла. Полезли глянуть — он точно там! С тех пор было решено коллекцию не трогать, раз отец за ней с того света так пристально наблюдает, — рассказала Юля. — Хотя настоящей коллекцией всё это не считал, зато гордился, когда соседи, заходя в нашу квартиру, от удивления цокали языками. А иногда носил фотографии ламп на работу, и коллеги тоже удивлялись такому редкому хобби.

Вместе с Юлей мы зажгли керосиновую лампу, переделанную Александром в электрическую, но она была какой-то безжизненной, обычной. И только после того, как залили в бак другой лампы 150 граммов керосина, подождали, пока намокнет фитиль, и хозяйка поднесла к нему зажжённую спичку — лампа ожила и загорелась так, как и должна — с керосиновым запашком и язычком пламени, «поедающим» темноту прихожей...