«Условия в интернате ужасные. Я бы выбрал тюрьму!»
После скандальных откровений в интернете к пациенту воронежского психоневрологического интерната приехали правозащитники и врачи из Москвы. А ведь наши чиновники упорно настаивали: в 300-летних рассыпающихся зданиях с загаженным уличным туалетом вполне можно жить.
«Здоровые люди из-за нечеловеческих условий, когда их ловят у них спрашивают почему они убежали, они говорят здесь плохо. Вместо того чтобы улучшить условия содержания, их сажают на таблетки и уколы в качестве наказания, хотя это запрещено. Уколы можно назначать только для лечения. Однажды я поинтересовался у человека как он убежал, после этого меня посадили на таблетки на месяц, а потом еще полгода два раза в день меня проверяли на месте я или нет».
«До обеда лежать на кровати запрещено, поэтому люди лежат на лавочках, полу, земле, стульях».
«Условия в интернате настолько ужасные, что если бы у меня был выбор между тюрьмой и интернатом я бы выбрал тюрьму. Еда всегда холодная, один рулон туалетной бумаги дают на полгода, туалет работает 2 дня, потом на неделю его закрывают, зубную пасту вообще не дают, зубы у всех гнилые, носки летом не дают, за территорию интерната не выпускают, паспорта отнимают».
Это лишь кусочек дневника, который вёл на своей страничке в «Фэйсбуке» Сергей Фатенков. Трансляция из мужского психоневрологического интерната в рамонском посёлке Бор (30 км от Воронежа), куда Сергей попал в конце января.
Под каждой записью — фото.
Каждое фото — до физической боли в глазах и непроизвольного, рефлекторного стыда.
Денег нет, но вы живите
Эта история уже шумела в новостях в интернете и по телевидению, вы, наверняка, читали, видели и слышали. Скрюченные тела на земле. Безногие, скачущие по ступенькам. Полуобугленные пальцы на руках. Чёрные ямы-рты.
Это — невозможно. Деревянный сарай на ветру, с дырами, забитыми жёлтым месивом.
Поняли, да? Ту-а-лет.
О себе Фатенков написал коротко: якобы в интернат его упекли по «надуманному диагнозу», после того, как написал жалобу на какого-то генерала, а на самом деле он «здоров». Мне знакомые с ситуацией рассказали: парень всё же болен, по заключению врачей — «нуждается в сопровождении и наблюдении», хотя дееспособности не лишён. 20 ноября на своей странице в «Фейсбуке» Сергей сообщил: его отпустили домой, сейчас он с мамой. А потом исчез: перестал отвечать на звонки и сообщения. Вскоре выяснилось: Фатенков в больнице, «у него ухудшилось состояние»…
… Я не врач и не эксперт, единственное, что могу — видеть, слышать и анализировать. Но, увы, увидеть борский интернат мне НЕ позволили. Когда мы готовили материал в номер газеты от 3 декабря, чиновники так и не согласовали туда поездку для журналистов «МОЁ!». В аппарате Уполномоченного по правам человека заявили, что «мониторят ситуацию», но в Бор не ездили. В облздраве на наш запрос, как они участвуют в судьбе «нестандартного» пациента, не ответили до сих пор.
Я благодарна директору борского интерната Станиславу Гридневу: удивительный человек, который не испугался по телефону рассказать хоть немного правды. Не отказался от своих слов, без оглядки на начальство (а я, признаюсь, боялась, отправляя ему материал перед публикацией).
Совесть не позволила Гридневу сказать как-то иначе, ведь годового бюджета в 19 миллионов на 230 пациентов им с трудом хватает даже на то, чтобы их прокормить элементарным — говядиной, тушёнкой, сосисками. Не хватает настолько, что «за рамки» порой выходят уже в середине года. И я понимаю, почему партии провизии интернат последний раз торговал на сайте Госзакупок полгода назад — летом. Я понимаю, почему в двухэтажных корпусах нет лифтов для инвалидов: здания — исторический раритет середины 18 — 19 веков. И крысы здесь родовитые, их предки доставали знаменитых фабрикантов Тулиновых. И кочегарка действительно есть. А как, если нет газа? Даёшь в 2020-й год с угольком. Зубы, говорите… А знаете ли вы, что многие из обитателей интерната зубную щётку увидели впервые только здесь. И санитарки им долго объясняют, что это и как с ним. А 25 жителей — их там зовут, не пациентами — они совсем… «Никакие». То есть, СОВСЕМ. «Отделение милосердия», где до самого КОНЦА…
В Воронежской области сейчас 15 психоневрологических интернатов. Сокращённо их зовут ПНИ. В этих «ПНях» 2085 людей, свободных мест нет, только очередь. И кромешность не только в борском. При этом в областном департаменте соцзащиты на редакционный запрос ответили: «для проживания — приспособлены».
«Это наша общая беда»
Полностью мой материал об ужасах ПНей можно прочитать в нашей цифровой газете «МОЁ!+». Меж тем, 1 декабря в Бор из Москвы приехала Нюта Федермессер. Если протокольно — она известный правозащитник, член Центрального штаба Общероссийского народного фронта (ОНФ), идеолог его проекта «Регион заботы», который развивает паллиативную помощь в глубинке, основатель единственного в стране Фонда помощи хосписам «Вера», директор Московского многопрофильного центра паллиативной помощи.
А если просто, по-людски: Нюта Константиновна из тех, кто живёт чужой болью. Она уже побывала во многих ПНях России. И на июньском заседании Совета по правам человека в своём докладе назвала такие интернаты современными ГУЛАГами, в которых «расчеловечивают». Узнав о нашем Серёже Фатенкове, Нюта сразу написала в «Фэйсбуке» — «я приеду».
С собой в Воронеж команда её «Региона заботы» взяла врача-психиатра Надежду Соловьёву. Их, слава Богу, пустили везде — и в интернат, и к самому Фатенкову. Вот что доктор Соловьёва сказала о ПНях в целом:
— Сейчас это лагеря для отверженных людей, лишившихся дома, будущего и даже адекватного лечения. Поражает контраст между достижениями медицины, возможностями реабилитационных технологий и тем, как гражданам нашей страны приходится существовать. Судьба Сергея Фатенкова — следствие предубеждений в отношении психиатрии и некачественности психиатрической помощи. Система порождает дискриминацию, сводит на нет все инновационные методики и финансовые вливания. Изменить её смогут только партнёрские отношения на всех уровнях: и власти, и исполнителей, и общественности, и самих нуждающихся.
А вот что — конкретно о Фатенкове:
— По моему заключению, заболевание у него есть, но основании для НЕ добровольной госпитализации — нет. Парень нуждается в специализированной помощи, однако получать её может амбулаторно, живя с семьёй или самостоятельно.
На том же стоит и Нюта Федермессер: человека нельзя мерить шаблонами и стандартами, система должна учиться «проживать» жизнь каждого, каждому давая шанс.
— Основная проблема в том, что люди за этим забором никому не нужны, — сказала Нюта после своей экскурсии по интернату. — И это наша с вами беда. Что можно сделать уже сейчас? Можно начать обучать персонал, просвещать население, потихонечку разгружать отделения, выводя тех, кто может и хочет жить самостоятельно. А еще нужно развивать общественные организации, занимающиеся этой проблемой, только они смогут обеспечить индивидуальный подход к проживающим в ПНИ. Ни одно госучреждение в мире не может предоставить индивидуальный подход. Государство всегда стандартизирует. А человеческое отношение и учет особенностей каждого — это исключительно люди делают...
… Вместе с Нютой в Бор приезжали и наши чиновники от соцзащиты. Решили, со следующего года интернат включат в пилотный проект по системе долговременного ухода, который поддержит фонд помощи пожилым людям и инвалидам «Старость в радость». Что это значит? Именно то, о чём говорит Нюта Константиновна: учить волонтёров понимать людей, которые не как все, чтобы те могли забирать их в свои семьи, и давать НОРМАЛЬНУЮ жизнь. О Сергее Фатенкове обещают позаботиться.