«Моя дочь одной ногой в гробу, а я ничего не могу сделать!»

Расстройства пищевого поведения (РПП) — комплекс состояний, которые характеризуются тяжёлыми изменениями пищевого поведения. Анорексия является одним из них. Корреспонденты «МОЁ!» узнали, когда стоит начать волноваться за ребёнка, к какому врачу обратиться при появлении первых звоночков РПП и как спасать ребёнка, страдающего этим заболеванием

«С 8 лет я переживала за лишний вес»

Ольга — мама четверых детей. Своего первенца — Катю — она родила, будучи замужем за первым мужем. Пара разошлась, когда дочке исполнился год. С тех пор папа, как мог, участвовал в жизни дочери. Маленькая Катюшка любила бывать у папы в гостях — хорошие отношения родители пытались сохранить во благо дочери. Одно «но»: худощавый папа, поддерживающий себя в форме, радеющий за здоровое питание, часто упрекал девочку в лишнем весе. Казалось бы, какой лишний вес может быть в таком возрасте, Девочка не была худосочной, но и ожирением не страдала, среднестатистический ребёнок. Папа же при случае тщательно следил за количеством съеденного: «Куда ты столько ешь? Тебе уже худеть надо!» Его поддерживала вся семья по отцовской линии. На праздники Кате дарили скакалки, обручи, запрещали есть булки и сладкое, по всем фронтам убеждая её в том, что у неё есть проблемы. Оля ругалась с ними и пыталась доказать, что так делать нельзя, пробовала запрещать дочери ездить к отцу, но Катя настолько его любила, что впадала в истерики от одной только мысли о запрете.

Через 5 лет после развода Ольга вышла замуж второй раз. Один за одним появились младшие братья Кати: рождение первого она восприняла остро, ревновала младенца к маме, и их отношения несущественно, но стали хуже. Рождение двух следующих братьев она восприняла уже куда проще. Отчим к Кате относился хорошо, но не более.

Когда Катя пошла в школу, одноклассники сразу нашли её слабую сторону, стали дразнить за вес. Как девочка скажет мне по телефону: «С 8 лет я страшно хотела похудеть, мне было стыдно, что я такая жирная. 4 года я ждала, а в 12 начала действовать».

«Смотрела, как мы едим, но сама не ела»

Если посмотреть фото в профиле многодетной Оли в соцсети, ей можно позавидовать: крепенькие розовощёкие сыновья, улыбающаяся мама, активная жизнь. А за кадром — дочь, которую она всеми силами пытается спасти от анорексии.

Оле всегда казалось, что в их семье все нормально, как у всех. Дни рождения исправно справлялись шумно, весело, с вкусными тортиками. Поездки, уроки, детские сады, никаких эксцессов. «Может быть, и ревность у Катюши к братьям была, но она её тщательно скрывала…» — задумчиво признается мама в ходе разговора.

— В подростковый период она стала колючей, как все её ровесники. С 11 она могла прийти домой, хлопнуть дверью и закрыться в комнате, чтобы ни с кем не общаться. Тогда она занималась лыжным спортом, но занятия посещала по графику три раза в неделю. А тут вдруг ни с того ни с сего начала посещать секцию сначала 4 раза в неделю, потом чуть ли не каждый день. Мне говорила, что хочет поехать на престижные соревнования, поэтому надо усиленно готовиться. Тренера это рвение не смущало, скорее даже наоборот: девчонка старается ради медали!

Худеть Катя начала не сразу. Оля была беременна четвёртым ребёнком, когда вдруг заметила, что Катя сокращает порции еды. «Мама, меня от неё раздувает!» — как-то между делом призналась Катя. Оля забила тревогу и повела дочь к гастроэнтерологу, чтобы проверить желудок, но тот сразу увидел, что причина проблемы кроется в психике подростка, и направил её к психиатру.

— Наш первый психиатр говорила с Катей наедине, выставив меня за дверь. И на первой же сессии спросила её в лоб, не хочет ли она полежать в психоневрологическом стационаре в Тенистом. Это я узнала уже после приёма, когда моя ошарашенная дочь рассказала мне, о чем они говорили со специалистом. Я, конечно, была возмущена и в принципе отказывалась верить в то, что дочери требуется настолько серьёзное лечение. Но искать причину отказов от еды не перестала и поехала в психдиспансер. Сначала кричала: «Вы что, какая больница, я её туда не положу!»

Катя начала усиленно готовить. Правда, сама свои кулинарные шедевры не ела. Только смотрела, как едят. Помимо этого девочка любила смотреть видео, как едят другие люди. Как мама узнала потом, анорексики таким образом притупляют чувство голода.

«Думала, что, если похудею, стану счастливее»

Кате 15. Её вес 43 кг, а рост 165 см. У неё истощение. На обед она соглашается есть суп — в нем одна вода, иначе «меня снова разнесёт». Она угрожает маме, что уйдёт из дома, если она будет заставлять её есть. Завтрак традиционно начинается со слез: «Мама, я не могу есть, вдруг я поправлюсь? Мне так страшно снова стать толстой». Оля видит, что её сверстники живут полной жизнью, ходят в кино, на концерты, а её Катюша сидит в четырёх стенах.

— Я очень боюсь её потерять… Боюсь, что однажды она дохудеется. Уровень смертности от анорексии в мире намного больше, чем от любого другого психического расстройства. Наш врач сказал, что при таком сильном истощении наступает дистрофия мышц, но она может развиваться до определённого момента, потом организм просто перестаёт расти.

«Я готова на все, лишь бы она осталась жива!» — говорит Оля. И это не пустые слова. За два с лишним года семья потратила на лечение девочки около двух миллионов рублей: часть этой огромной суммы им помогли собрать прихожане храма, куда они постоянно ходят, часть денег пришлось взять в долг, который они только недавно смогли выплатить. Как признается Оля, люди продают квартиры, чтобы вытянуть детей из болезни. Катю возили на лечение в лучшую московскую клинику, отводили к разным психиатрам, психологам, водили в психологические группы, но в итоге все возвращается на круги своя. В школе учителя и одноклассники с большим пониманием относятся к Кате и её ситуации, да и учится она хорошо, даже ездит на школьные конкурсы и олимпиады. Спорт, конечно, пришлось бросить — на него просто не хватает сил. «Катя говорит, что не хочет жить, а удерживают её от смерти только мама и бабушка. Я каждый день плачу, понимая, что моя дочь одной ногой в гробу, но сделать с этим ничего не могу…»

Я прошу дать телефон Кати, не ожидая услышать согласие. Но она неожиданно говорит, что хочет пообщаться. В телефонной трубке слышу голос — тоненький, звонкий, нежный… Но от того, что она говорит, я покрываюсь мурашками.

— В 8 лет я поняла, что со мной что-то не так… В начальной школе меня буллили за лишний вес, но я не злилась на них,  винила себя. Вообще я была очень доверчивой: верила всему, что говорили папа и одноклассники. Слова взрослых воспринимала за чистую правду. Думала, что, если похудею, стану счастливее. О том, что в школе меня обзывают, я никому не говорила, но от ровесников было больно это слышать… Я и сейчас считаю, что мне нужно худеть, и нет в мире такого человека, который мог бы меня в этом переубедить, больше доверяю себе и своим глазам. Я никому не желаю испытать того, что испытывают люди с расстройством пищевого поведения, потому что это ужасное чувство, когда тебе никто не может помочь. После того как меня откачали после остановки сердца на фоне истощения, я вернулась домой и травмировала себя, настолько ненавидела своё тело… В нем было невозможно жить. Сейчас чем меньше мой вес, тем я больше люблю себя, хотя бы могу смотреть на себя в зеркало. С потемнением в глазах и постоянными головокружениями уже свыклась, они мне не мешают.

Катя говорит, что пытается изучать медицину. Спрашиваю её, не захочет ли она после того, как вылечится, начать помогать другим детям и подросткам с РПП, и получаю ответ: «Не уверена, что доживу до этого момента».

*Имена изменены по этическим причинам.