Русская Аляска Василия Михайловича Пескова

Всю последнюю неделю только и слышно: «Аляска. Аляска! Путин! Трамп!» А мне вдруг захотелось добавить в повестку имя легендарного журналиста «Комсомолки», нашего земляка Василия Михайловича Пескова, автора книги «Аляска больше, чем вы думаете» (12+). В своё время — а ведь с момента её издания прошло 30 лет! — она стала для многих из нас «открытием Америки». И вот в эти дни, реагируя на тысячекратно произнесённое «Аляска», взял с полки эту книгу Пескова с дарственной надписью своего старшего товарища и коллеги, полистал… Как много актуального!

Старушка и море. Рыбацкие байки

— Если бы нам пришлось отделиться от США, — говорил Пескову Оскар Дайсон, приёмщик улова с сорокалетним стажем рыбного порта Кодьяк, — Аляска могла бы существовать одной рыбой. Сегодня самой первой статьёй у нас является нефть, на втором месте — рыба. Но нефть конечна. А рыба, если с умом ею распоряжаться, источник благополучия вечный.

Оскар поднял за хвост средних размеров лосося.

— Улов всех рыб на Аляске считают по весу. Лосося считают поштучно. Цена одной этой рыбы равна цене барреля нефти. В прошлом году мы поймали сто миллионов рыб. В рекордный по вылову 1988 год выручка от продажи лосося составила 3 миллиарда долларов! А «уступил» Аляску Александр lll в 1867 году всего за 7 миллионов. Ценность рыбы в этой сделке в расчёт вообще не принималась.

Но одно дело — читать Пескова, и совсем другое — слушать его неторопливый, то блестящий полярными снегами, то пахнущий рыбьей чешуёй, увлекательный рассказ. А он этим лакомством баловал частенько — в коридорах ли «Комсомолки», в дальней ли совместной командировке. И сам с удовольствием наблюдал за восторженной реакцией слушателя.

Все помнят рассказ Хемингуэя «Старик и море» (16+). А Василий Михайлович проигрывал в лицах «Старушку и море». Эту легенду о схватке бабушки Кати из аляскинской деревни Нинильчик с гигантским и на рыбу-то непохожим 200-килограммовым палтусом, по-местному халибутом, Песков рассказывать любил.

— Вышла баба Катя в море побаловаться. Лесочка всего на 100 фунтов. Наживила крючок обычной селёдкой. Забросила, а он, халибут этот, и клюнул. Лодку потащило, как у старика Хэма в его знаменитом рассказе. Вынуть или даже подтянуть сама не могла. Стала звать на помощь. Докричалась. Взяли лодку на буксир, привели вместе с рыбиной в бухту. Вытащили всем миром, взвесили: 466 фунтов (203 кг)! Ею всю родную деревню, основанную когда-то русскими колонистами, накормила.

А то был случай с рыбаком из Германии. Туристу повезло — наживку заглотил громадный чинук, по-нашему чавыча, рыба семейства лососёвых. Тут, конечно, зеваки по всему берегу. Даже телевидение из Анкориджа подъехать успело, чтобы выловленный трофей заснять. Не тут-то было! Борьба длилась тридцать шесть часов! Уж и другая телевизионная смена приехала, а чинук из воды показываться не желал. И вот спустя полтора дня изнуряющей борьбы в полном соответствии с повествованием Хемингуэя леска не выдержала. Огромная рыба ушла в глубину. Но сколько восторженных воспоминаний увёз домой тот немец-рыбак!

Аляска: говорим по-русски!

После продажи Аляски русская деревня Нинильчик оказалась отрезанной от всего мира. По гористому полуострову не добраться, а русский корабль приходить перестал. И не приходил аж 27 лет! Но эта изоляция позволила сохранить этот осколок Русской Америки, даже язык жил, передавался из поколения в поколение. И когда в 1935 году здесь, в Нинильчике, открыли школу, то учителя пришли в замешательство: никто из учеников не говорил «по-американски». Попытался найти признаки русской речи и Песков. И что вы думаете? Нашёл! Вошёл в указанную хату и с порога: «Здравствуйте, Елизавета Осиповна!» Хозяйка от неожиданности зажмурила глаза и руки на груди стиснула: «Господи, можно говорить по-русски!» «Вы, — говорит, — мои гости!» Угощала по-русски, рассказывала:

«Бабушку звали Елизавета. Умерла нынче от аппендицита. Не было врача. Жили как на морском острове. Сёстры язык почти забыли, а я вот нет. В позапрошлом году побывала в Москве, в Киеве, в Ялте. Какое счастье: я говорю — меня понимают!»

Проговорили за полночь. А утром было угощенье — пирог с груздями, блины с черникой: «Всё сама собирала, и грибы, и чернику. Американцы грибов боятся. Мимо груздя пройдут равнодушно. А у нас в Нинильчике грибы солят, сушат, маринуют».

Русское прошлое Аляски хранят и православные церкви с часовнями. Хотя в Нинильчике службы проходят лишь дважды в месяц, когда приезжает отец Макарий. «Главный памятник русского пребывания здесь — православие, — говорит Григорий Афонский, епископ Аляскинский, с которым Песков встретился в Кодьяке, «первой русской столице» Аляски. — Всё тленно, а вера осталась. В церковной службе слышишь русское слово».

А первыми принесли православие в эти суровые места восемь монахов с Валаама. Кто из них погиб, кто вернулся в Россию. Остался и претерпел все испытания один — Герман, родом из Серпухова. Сам же здесь и плотничал, и рыбу ловил, и хлеб пёк для прихожан. 43 года жил он здесь, а в 1970-м был причислен Герман Аляскинский к лику святых.

«Когда эту землю продали, — рассказывал епископ, — американские миссионеры пытались отлучить алеутов и эскимосов от православия, но те воспротивились: «Это наша вера!»

В такие морозы бензин не горел!

С лета 1942 года в СССР из США стала поступать военная помощь по ленд-лизу. Танки, самолёты, автомобили, которые взаймы давали американцы, поступали так: через два океана, Персидский залив, Иран или через Атлантику, Мурманск и Архангельск. Второй путь был короче, но опаснее. Подводные лодки гитлеровцев топили грузовые суда.

Поэтому в июле 1942 года Сталин приказал организовать переброску американских самолётов к фронту через Канаду, Аляску и Берингов пролив в Красноярск. Немцы на этом маршруте угрожать не могли, но был другой враг — суровая природа севера. Тысячи километров истребители «Аэрокобра», транспортные «Дугласы» не могли преодолеть без дозаправки.

Нужны были аэродромы, ремонтные базы. Их начали срочно строить в Канаде, на Аляске, в Сибири. В лесах вырубали площадки, корчевали пни, утрамбовывали почву под взлётные полосы. В тундре было ещё труднее. На речных косах заглубляли доски, скрепляли распорками, насыпали гальку. Строители и техперсонал жили здесь же, в землянках. А ведь здесь тот угол земли, напоминает Песков, где морозы в 30 градусов почитаются божескими!

«Как подступиться на таком холоде к севшему, морозом же повреждённому самолёту?

Зима 1942 — 1943 года была на Аляске на редкость суровой. Морозы стояли 60-градусные. В термометрах твердела ртуть, замерзали пушные звери. При морозах за 50 градусов, чтобы забить в дерево гвоздь, нужное место отогревали паяльными лампами. Масло в моторах каменело, бензин не горел, резина шлангов крошилась. Отогревали самолёты паяльными лампами, примусами, электронагреватели опускали на ночь в баки». Работали только в тёплых рукавицах. Без них на металле оставались полосы кожи механиков. А в рукавицах на замену свечи уходило больше часа. Через каждые 20 минут механики убегали греться. В один из самых морозных дней на «холодной трассе» замёрзло 11 человек. Ампутация обмороженных пальцев на трассе была тогда обычным делом, «при вдохе из зубов вылетали пломбы». Были случаи обморожения лёгких. Одному несчастному ампутировали даже обмороженную губу.

Случались драмы и в духе Джека Лондона. Самолёт попал в буран и разбился. Два пилота погибли, а два выживших привязали к коленям лыжи и, надев на руки боты, ползли на четвереньках. Их нашли через четыре дня в шести километрах от места крушения. Они продолжали ползти. Мороз был 59 градусов.

Не было метеостанций. Вылетали, часто даже не представляя, какая погода ожидает лётчиков на 1 000-километровой трассе. Ориентироваться приходилось по замерзающим приборам или по прогнозам чукчей: «Спросишь, скоро ли пурга кончится, отвечает, через три дня. Через три дня и кончалась».

Но всё равно самолёты летели на фронт! «Даже при 68 градусах!» — отмечал фронтовой корреспондент. Бомбардировщики и транспортники шли поодиночке, истребители — «гусиным строем». Впереди опытный ведущий, за ним «клином» одномоторные «аэрокобры», замыкал караван бомбардировщик «Бостон». С его борта наблюдали, не отбился ли кто, не потекло ли масло, отмечали места вынужденных посадок. В Красноярске у истребителей снимали крылья, грузили на железнодорожные платформы, отправляли на фронт. Тяжёлые самолёты шли в действующие части на своих крыльях. Весь же путь от Америки до Волги равнялся 14 000 километров! И они поднимались в воздух над линией фронта. На «Аэрокобрах» жгли немецких асов трижды Герой Советского Союза Александр Покрышкин, дважды Герой Николай Гулаев.

Как видите, Аляска — это и на самом деле нечто большее, чем мы думали.