ТРИ ДЮЖИНЫ ПРИКЛЮЧЕНИЙ

IV. Луганск

Пройдя все пограничные формальности, в Изварино сделали как минимум получасовую остановку. «В Луганске всё равно комендантский час до пяти утра», – объяснил водитель.

В этом местечке было всё, чтобы перекусить и что-нибудь прикупить на ближайшее будущее: кафешки, буфетики, магазинчики, в том числе и с товарами в дорогу.

В пятом часу нас привезли в Луганск. Было ещё темно. Но, если в Украине время отличается от московского на час, то в Новороссии в этом отношении мы чувствовали себя как дома.

Пока мы ждали рассвета, я ознакомился с территорией автовокзала. И территория, и само здание впечатляли: гораздо масштабнее, чем Центральный вокзал в Воронеже. Несколько длинных перронов, вдоль них скамейки для ожидания, за скамейками металлические стенки. Самая крайняя стенка, расположенная перед площадкой для манёвров транспорта, была в отверстиях разной величины и формы. «Как от осколков», – подумал я, но почему-то не поверил этой версии.

В половине шестого я сделал первые снимки.

Кассы должны были открыться в шесть часов. Я занял очередь сначала в одну, и был там вторым, но другая открылась раньше, и там я отстоял дольше, но очередь всё равно шла быстро, поэтому сей факт нас не задержал, так как солнце ещё не взошло к тому времени.

На Донецк шли автобусы и в 12, и в 13 часов. Я взял билеты на 13.

Расспрашивая о достопримечательностях, музее В.Даля и парке каменных баб, попутно узнал о том, что здание автовокзала было разрушено во время артобстрела и восстановлено (смотрел даже стенд с фотографиями двухлетней давности), что время от времени в городе слышна канонада.

И лишь ближе к семи утра мы покинули здание автовокзала.

Сели в автобус и поехали к университету им.Шевченко. Меня поразил внутренний вид автобуса, как будто из далёких послевоенных, и я вспыхнул фотоаппаратом. Затем я увидел пострадавшее от снаряда здание и только хотел снять и его, как рядом сидевший молодой человек с серьёзным видом сказал мне, чтобы я не фотографировал.

– Совсем в городе нельзя фотографировать? – спросил я.

– Совсем, – подтвердил он.

Но это был единственный «запрет» на фото за всё время шестидневной поездки. Скорее всего, у молодого человека какое-то горе, кто-то погиб, вот он так и отреагировал на «любопытство» туристов.

Разговаривали с луганчанами: кто был серьёзен, но кто и улыбался нам, но всё равно в городе никто не смеялся; мы же с Валентиной часто шутим, рассказываем смешные истории или жизненные анекдоты друг другу (пока ехали в Донбасс, я часто пугал её устрашающими картинами войны в этом районе; она боялась попасть в плен к украинцам, например, а я успокаивал её тем, что женщин они отпустят, а расстреляют только меня, предварительно выведя из автобуса, ну а она должна будет вернуться в Россию в одиночестве: вот такой вот юмор; обычно так шутят те, кто и впрямь боится чего-то, но я – человек бесстрашный – и шучу о своей смерти с малых лет; я рассуждал здраво: раз туда ходят ежедневно автобусы, значит, жить там можно, а помереть несложно и в своей квартире, сидя, простите, на унитазе), но в Луганске решили не смеяться, дабы не задевать чувства горожан своим игривым поведением.

Армейская тема в моей жизни занимает одно из ведущих мест. Начнём с того, что родился я в семье военнослужащего. И родители хотели видеть меня только военным и никем другим. В детстве я мечтал стать лётчиком, как отец. Но отец лишь носил лётную форму, сам же служил в тыловой части на вещевых складах. А когда пришло время поступать в Суворовское училище, я не прошёл по состоянию здоровья: врождённый порок сердца. Однако, я начал пить и курить и после школы поступил в Вольское высшее военное училище тыла (отец надеялся, что будучи начальником продовольственной службы полка, я смогу прожить эту жизнь достойно: он – прапорщик – и ненавидел, и завидовал офицерам одновременно). Но проходив в общевойсковой форме (красные погоны) десять дней, я покинул училище: представления, что я всю жизнь буду сидеть на тушёнке и сливочном масле, вызывали у меня рвотные позывы.

Через три месяца меня призвали на срочную в ракетный полк ПВО. Но служба сложилась так, что мне пришлось побывать-послужить и в полку связи (чёрные погоны), и в десантном полку, и в авиационном (голубые погоны), в автомобильной роте и в стройбате, быть на военных учениях.

После армии я работал в ВОХР на железной дороге (зелёные погоны). А в последние годы – охранник. Дорос до начальника службы безопасности на небольшом объекте.

В армии как-то раз поставили меня с ребятами в оцепление, следить за тем, чтобы посторонние в зоне обстрела не появились: внизу стрельбы шли. А согнали на эти стрельбы сотни ребятишек из братской нам Средней Азии. Вот и начали те ребятишки мимо мишеней, да по нам шмалять. Офицеры то не видят, куда пули летят. А мы, как пули начали свистеть рядышком, на землю повалились, не забывая при этом смачно материться. Благо, что там скирда стояла, вот за ней-то мы и укрылись. Но потом осмелели. Я сбегал под пулями в полк (товарищи мои не решились никуда бежать), купил там лимонада и печенья, вернулся назад, и мы, трое нас вроде было, поглядывая, как мёрзлая земля пашни вокруг нас разлетается от втыкающихся в неё кусочков разогретого металла, уписывали сладости и травили анекдоты.

Разорвав тишину, // Пули звонко жужжат. // Грохот с мёрзлой землёй разлетается. // Учат их одному, // Тех советских солдат. // И война на земле не кончается.

Потом, когда в ВОХР работал, тоже могли подстрелить: кто-то пальнул в меня из леса, когда я сопровождал автомобили, но пуля прошла рядом с ухом. Ну и что такое заряженный револьвер у виска тоже пришлось прочувствовать (наш опер был мастер на такие штучки).

А уже в этом веке какое-то время приходилось пересекаться с цыганами, а те иногда доставали свои пестики и говорили друг другу, типа, а давай пристрелим этого русского, да и закопаем где-нибудь во дворе. И однажды перед моим лицом разрядили всю обойму, наблюдали за мной, как я себя поведу. Спокоен я оставался, не дёрнулся даже, не вздрогнул, глаза не закрыл. Вроде зауважали меня. Только после этого случая я с этой нацией больше «не знаюсь».

Да и пострелять мне в этой жизни из разного рода оружия тоже пришлось. Если отбросить всё пневматическое, шумовое, малокалиберное, газовое, травматическое и охотничье, коего в моих руках перебывало достаточно, то стрелял я ещё из автомата Калашникова (АК-47), карабинов СКС (Симонова), «Сайга-12», «Сайга-9», «Hi-Point-45ACP» (США), револьвера «Наган» и пистолетов Иж-71, МР-446С «Викинг» (Россия), «Глок-17» и «Глок-34» (Австрия), «Tanfoglio P 19 L» (Италия) и «CZ 75 SP-01» (Чехия). Ну, спецназовца, конечно же, таким арсеналом не удивишь, но среднестатистический человек должен проникнуться.

Стрелять, если честно, я люблю, и небольшую коллекцию при себе имею: средство «Удар», пневматические пистолет и винтовка, газовый и травматический пистолеты (имеется и «коллекция» метательных ножей)…