БЕЛОРУССКИЙ ОТПУСК

И Н Т Е Л Л Е К Т У А Л И З М

(в сокращении)

Всё, скажет читатель. Мне надоело. Бездарно и неинтересно. Обещал чёрт-те что, а выдал, как всегда, никому ненужную глупость.

И вы знаете, я с ним, с этим читателем, соглашусь. Но почему-то. Как всегда. Всё же надеюсь, что моя повесть «Белорусский отпуск» не уступит в историческом плане и талантливым очеркам Гиляровского, и, например, «Острову Сахалин» Чехова.

А почему? Да потому что впервые в русской литературе, в литературном произведении, пусть даже дневникового характера, в «Белорусском отпуске» довольно внушительно прозвучала тема современного, булатовского, интеллектуализма.

С детских лет я стал задумываться над тем, а что же придёт после социализма. Сразу оговорюсь, что даже в детстве в коммунизм я не верил. Уж слишком как-то по-дурацки звучали фразы про электрификацию и дороги (а как же люди?) и про «от каждого по способности, каждому – по потребности» (после чего все сразу мечтали о том, как они будут мало отдавать, но много потреблять).

Сколько лет прошло, развалился социализм, прежде чем я понял, что главной составляющей будущего общества, если оно хочет жить и жить счастливо, должен стать человек, а точнее – его интеллект.

Да, потом я прочитал, что такое учение уже существовало в средние века. Но тогда оно не могло быть совершенным, так как мир тогда ещё, во-первых, был отсталым совсем в плане научного прогресса, а во-вторых, не стоял на краю пропасти, как сейчас. И мои взгляды на интеллектуализм сделали это учение совершенно иным, чем взгляды на интеллект и власть во времена Средневековья. Поэтому я и дал своему философскому учению эпитет «современный», иногда с добавкой «булатовский»...

...Мой «белорусский отпуск» не закончился сразу после возвращения домой. Из-за опоздания на сутки, выход на работу был задержан. Потом я не стал сдавать медкомиссию, из-за употребления андипала, в котором с этого года врачи стали усматривать наркотик фенобарбитал, из-за чего потерял и место с оружием. Вышел же на работу только 16 октября, на подмену кого-то. А уж на постоянное место заступил только 24-го.

А теперь о самом большом расстройстве за этот отрезок времени.

Принято литературные произведения обрамлять сюжетной линией про любовь и пылкие чувства, которые легко превращаются в бывшие. Но в моей повести ничего такого не произошло. И опять-таки нужно считать эту повесть неудавшейся… Неудавшейся?.. Подождите!!! Я постараюсь исправиться.

Говорят, что сор из избы выносить нехорошо, неэтично. Но я же – человек публичный. Так и стараюсь про себя всякую гадость рассказывать. А читателю только того и подавай. Чтобы раскритиковать автора, чтобы возвысить себя над ним, чтобы и другим сказать, чтобы те с таким автором больше не связывались и «писулькинскую» стряпню его больше не читали… Ничего себе исправился! Снова зашёл в тупик!.. Пусть, пусть останусь я в этом тупике! Пусть! Но повесть всё-таки закончить обязан.

Мама моя нарвалась-таки на разлад. Стала при мне рассуждать, как хорошо было бы иметь дочку, а не двух раздолбаев сыновей. Меня в который раз всё это сильно задело, потому как сравнивали с младшим моим братом. А я ведь в этом году как никогда ранее помогал маме: и просьбы разные её выручал… впрочем, читайте концовку главы «Смоленск». И в больницы к ней через день ездил. В общем, всячески старался быть примерным сыном. Не заслужил я к себе такое отношение. Встал и ушёл.

Не звонил, не приходил, на просьбы отца помириться отвечал отказом. Потом решил помириться, но мама уже сказала (когда я разговаривал с отцом, то было слышно), что вычеркнула меня из своей жизни. Так и не спешило в нашу семью «перемирие».

Но человек, прощающий другого, тем более, родного, почти всегда поступает правильно, потому как при жизни можно помириться, а после чьей-либо смерти – уже сложно. А мама в этом году сильно болела (но всегда находила силы на скандалы и распри): я не мог на неё долго злиться. И 4 ноября, после своего дня рождения, у меня с ней снова воцарился «мир, дружба, жвачка».

Правда, это уже после событий, обрисованных здесь, но всё равно, как и должно быть в таких произведениях, всё завершилось хорошо. Не во всём, конечно. В поликлинике меня не приняли: деньги, видите ли, врачам не даю. А у меня подозрение на рак лёгких, как у моего покойного дяди. Сосед уехал в Москву на неопределённое время, и я остался без интернета, да и работать приходится через сутки двое, какой уж тут интернет? Тот же сосед не объяснил, как пользоваться обогревателем; уходя на работу, я его отключил: на двое суток ведь. А тут мороз, да в трубах вода замёрзла. Подмену найти не могут: работаю как лошадь уже второй месяц.

Но какие-то подвижки произошли: (это всё равно модераторы удалят)...

Ах, да, чуть не упустил! Хоть немного уже и упоминал об этом. Получил от тёти из Казахстана фотографии бабушки и дедушки и переправил их в школьный музей Гудогая. Фотографию деда увеличил и заключил в рамку на палочке, для Бессмертного полка. Да и мой отец увидел своего отца, годящегося (на фотографии) ему во внуки.

В общем, жизнь пока продолжается.

А жизнь человеку даётся, чтобы успеть прочитать и прослушать всего Вадима Булатова.

Так что сильно не сердитесь на меня.

* * *

Как горько мне смотреть на мир наш настоящий,

Чтоб дыры залатать в его худом тряпье,

Не хватит ни добра, ни честности скорбящих

По чистой и святой несбыточной земле.

Кто знает, может, там, спустя века и вехи,

Наступит лучший мир прекрасных чувств и дел.

Но жизнь всего одна, и, разглядев прорехи,

Не мы ли в них найдём плачевный свой удел? (1987)