«Воронежская аудитория развивается, но впихнуть в неё всё сразу невозможно»

Сегодня, 3 июня, в рамках Платоновского фестиваля будет показан новый спектакль воронежского Камерного театра «Сны междуречья» (16+), созданный руководительницей труппы Викторией Арчая. Это тихая и лаконичная работа (всего пятеро танцовщиков, никаких декораций и костюмов) о близости, о том, что «человеку нужен человек», была восторженно приняты публикой.

Вообще в последнее время обозначилось любопытное явление: молодая танцевальная труппа Камерного привлекает к себе всё больше внимания как зрителей, так и критиков. В начале мая в театре состоялось «Танцпогружение» – трёхдневный проект с мастер-классами от хореографов, показами спектаклей и танцлабораторией. В этом году спектакль танцевальной труппы был впервые награждён «Золотой маской» (подробнее об этом здесь).

После премьеры «Снов междуречья», которая состоялась 13 мая, мы познакомились с Викторией и поговорили о том, что значит быть куратором труппы в театре, как будет развиваться танцевальная труппа и, конечно, обсудили новый спектакль.

— Мне интересно поговорить о том, в какую сторону пойдёт развитие танцевальной труппы театра с твоим приходом. Ты стала руководителем коллектива, который существует уже четвёртый год, пять спектаклей, несколько номинаций на «Золотую маску», полученная «Маска» (за свет в «Зеркале»). Что для тебя значит это решение? Что ты чувствуешь по этому поводу?

— Я приняла это решение взвешенно, хотя оно было и неожиданным. Но для меня это не новая вселенная и не переворот – я всегда хотела жить и работать в театре, вся моя жизнь посвящена танцу. Это осознанный выбор. В Москве у меня была своя полупрофессиональная танцевальная труппа, ей также четыре года. При этом я была танцовщицей в другой труппе около 3 – 4 лет. То есть я с разных ракурсов посмотрела на современный танец — и как балетмейстер, и как танцовщица, и у меня сформировалось своё понимание того, какими профессиональными компетенциями должны обладать танцовщики в труппе.

Если про чувства: мне было нелегко на какое-то время попрощаться со своей труппой, чтобы быстро влиться в новую, в Воронеже. Сейчас моя труппа в подвешенном состоянии, но мы успели создать спектакли, которые играются в других театрах – «Триптих. Автопортрет» и «Гауди» (16+).

— Но опыт работы в Камерном всё-таки отличается от опыта в полупрофессиональной труппе?

— Конечно, работа в большом театре с опытной командой – это развитие. До этого училась всё делать сама вместе с продюсером. Теперь есть помрежи, реквизиторы, костюмеры, развитая инфраструктура – это бесценный опыт. Даже наличие физического дома, здания театра, — это ценное ощущение.

— Что ты планируешь делать как куратор? Какие поставили перед тобой цели и какие у тебя задачи?

— Основная цель, ради которой меня пригласили к работе, – помочь труппе выйти на новый профессиональный уровень, пробовать разные танцевальные форматы (например, недавнее «Танцпогружение»), привлекать новых хореографов, которые будут создавать свои спектакли. В общем, служу Отечеству и современному танцу в России!

Я сейчас работаю с танцовщиками, мы ищем новые пути и инструменты в танце. Они все растут и развиваются, открываются новому или, наоборот, закрываются, и приходится искать подход к каждому. В этом интересно находиться. В танцтруппе для меня самое важное – глубина и целостность любого дела от спектакля до обычной репетиции или разминки, чтобы во всём было зерно и смысл.

— Раньше хореографы, которые приезжали в Камерный, давали танцтруппе своё определение. Ты проработала с ребятами почти сезон, создала спектакль. Для тебя танцтруппа сейчас это что?

— Они очень разные и многогранные артисты, и даже само движение они все понимают по-своему. Для них важно объединиться, не причесаться под одну гребёнку, а именно услышать друг друга, стать целым, но не одинаковым. Конечно, сейчас они учатся быть универсальными исполнителями, чтобы с ними могли работать разные хореографы и была возможность танцевать в разных амплуа. Моя задача – помогать им в этом.

— Насколько я знаю, в основном ребята прокачивались в процессе периодических мастер-классов с приглашёнными хореографами. Я так понимаю, ты продолжишь эту традицию?

— Конечно! Как только появляется возможность привести хореографа и провести интенсив для танцовщиков, мы используем её. Например, недавно к нам приезжали Анна Щеклеина, Илья Оши и Нурбек Батулла. Планируем разрабатывать лекции, перформансы. Я за любой движ и за разные взгляды на танец, потому что я — это только я, а один хореограф и его взгляд на искусство не дадут танцовщикам максимума как исполнителям. Поэтому для меня ценно взаимодействие с разными хореографами из разных областей танца.

— Другая интересная для танцевальной труппы область – это её взаимодействие с актёрами труппы драматической. Насколько я понимаю, в этом заинтересован и сам театр, поэтому в репертуаре уже есть драматические спектакли, где участвуют танцовщики, или есть «Безумный день» с важным танцевальным эпизодом. Актёры занимаются танцем на совместных уроках с танцовщиками. Что ты думаешь об этом взаимодействии?

— За этим интересно наблюдать, потому что много чего можно исследовать. Я сейчас также веду сценическое движение для актёров драматической труппы, иногда мы делаем совместные классы с танцовщиками, объединяя их. Но для меня важный пункт – комфорт для всех сторон. У каждого свой танцевальный бэкграунд, свой взгляд на движение и взаимодействие с партнёром и группой, поэтому я пробую и ищу, как можно объединять актёров и танцовщиков, чтобы процесс шёл максимально плодотворно.

— А что это даёт?

— Я надеюсь, танцовщики и актёры чаще начинают говорить на одном языке и понимать друг друга. Мне кажется, актёры так лучше понимают ценность танца как искусства. Я знаю, что в театрах часто есть предубеждение, что танец в чём-то ограничен и это просто зрелищное дополнение к драматическому театру. Я всю жизнь в этой профессии, преподаю более 10 лет, всегда что-то читаю и изучаю по этой теме и могу сказать, что абсолютно не согласна с этим предубеждением. Надеюсь, понимание, что танец — это особый вид искусства, приходит постепенно ко многим, кто занят в театре.

— Ещё одна важная тема – то, как воронежцы воспринимают современный танец. Знаю, что это непростой процесс. У нас есть проект Re: форма танца в оперном, есть Платоновский, есть ещё Центр современного танца. Воронежская аудитория с этими проектами также меняется. Что ты можешь сказать об этом?

— Воронежская аудитория – молодец! Она потихоньку идёт вперёд, привыкает, развивается, главное, она открыта. Конечно, невозможно сразу впихнуть в них всю историю танца, рассказать им всё, вплоть до того, что сделала для него, например, Марина Абрамович, кто такая Пина Бауш, чем занимается Димитриус Папоиану и почему всё это важно. В танце очень много пластов, и это нормально, что люди вне контекста смотрят на хореографию и оценивают её, отталкиваясь от имеющегося багажа и собственных ассоциаций.

Я уверена, что в танце самое важное для любого зрителя происходит в тот момент, когда слова не нужны, когда зритель отказывается от анализа, не отвлекается и просто проживает спектакль. Я надеюсь, в Камерном появится больше разных спектаклей, которые подарят им это ощущение.

— Из всех танцевальных спектаклей, которые вышли раньше, какой тебе особенно близок по хореографии и отношению к движению?

— Сейчас я со всеми спектаклями работаю как хореограф-репетитор, чищу их, углубляюсь в процесс, ни в коем случае ничего в замысле хореографа-автора не меняю, берегу то, что создано, поэтому я не могу объективно говорить, что какой-то один спектакль мне ближе. Я в той точке, когда начинаешь любить все эти спектакли своей любовью.

Спектакли очень разные, и мне это нравится. Даже постановки Павла Глухова «Плот Медузы» (16+) и «Зеркало» (16+): в первой много медиа и эффектов, там всего не разглядеть с первого раза, поэтому его интересно смотреть снова; в «Зеркале» более выкристаллизованная форма, более тонкая и в чём-то более ясная история, рассказанная словно чёрным по белому. Можно перечитать роман Замятина, чтобы ещё сильнее погрузиться в спектакль Ольги Васильевой «Мы» (16+), и я собираюсь это сделать. Конечно, было бы странно, если бы я сказала, что мне не близок наш спектакль «Сны междуречья», который мы выпустили только что.

— Давай подробнее обсудим «Сны междуречья». Это уникальный для Камерного пример, когда руководитель труппы создаёт полноценный спектакль, который войдёт в репертуар. Тем более эта работа не основана на литературном первоисточнике. Как появился спектакль?

— Руководство театра проставило передо мной понятную творческую задачу – создать минималистичный спектакль с участием пяти танцовщиков (половина танцтруппы), с простыми костюмами, с акцентом на саму архитектуру тела, а не на внешние эффекты. Танцовщики, свет и свободное пространство сцены – мне такая задача понравилась, потому что в репертуарном театре должны быть разные работы, а такого спектакля у труппы ещё не было. Я могла выбрать какой-нибудь текст-первоисточник, но мне это не свойственно, я отталкивалась от собственных чувств и видения, создаю в потоке, интуитивно, мне хорошо так работается и, думаю, так выходит честно. Так появились «Сны междуречья»: пять танцовщиков в минимальных костюмах, их тела, как инструмент, с помощью которого у меня есть возможность говорить со зрителем, и, конечно, художественный свет как полноценный герой спектакля и отражение хореографии.

— Около года назад я общался танцовщиками труппы и узнал, что половина предпочитает работать с более абстрактным, экспериментальным материалом, а другой половине нравится танцевать что-то более сюжетное, прямолинейное, с понятными персонажами и героями. В «Снах» заняты и те, и другие танцовщики. Как они погружались в материал?

— У нас не было бешеного темпа, мы создавали в спокойном режиме. Я делилась с ними лексикой, рассказывала, от каких внутренних личных мотивов я отталкиваюсь, вкладывала в них, от них же и черпала вдохновение. Надеюсь, это был приятный процесс для танцовщиков и они смогли мне довериться, стали меньше анализировать и просто следовали за тем, что я им предлагала.

— Чего ты добивалась от них как от исполнителей? Какими они должны стать для спектакля?

— Сейчас, когда спектакль уже несколько раз сыгран и отрепетирован, они стали чаще говорить о единстве в этой работе, об ощущении «мы танцуем», а не «я танцую», над этим мы и работаем – я чувствую, что этот спектакль всё-таки «на вырост». Мне важно, чтобы в «Снах междуречья» они были вместе, были честные, живые и полностью принимали и поддерживали друг друга в процессе. Самое ценное для танцовщика – внутри него самого, и он сам наполняет движение смыслами. Такие задачи я ставила.

— У «Снов междуречья» нет литературного первоисточника, но, может, всё-таки были образы, тексты, идеи, которые вдохновляли тебя в период создания спектакля и повлияли на него?

— Около года назад я окончила курсы повышения квалификации по дисциплине «гипнотерапевт» — человек, который сопровождает клиента в трансовое состояние, где тот встречается с собственным бессознательным. Это всё очень интересные техники и процессы, открывающие целые миры, которые на самом деле являются бесконечным источником вдохновения и защиты. Так в спектакле появились отсылки к мифам, появился Атлант (и это, конечно, привет прекрасному роману Айн Рэнд), есть длинный дуэт про Андрогина, в котором стёрто мужское-женское. Этими личными образами я делилась с танцовщиками.

Есть ещё героиня, которая существует без ног. Эту историю предложила я, на основе своего опыта – я знаю чувство, когда сильно немеют ноги и ты не чувствуешь контакта с ними; это сразу переворачивает конструкцию жизни. В спектакле мы застаём героиню в тот момент, когда она самодостаточна в своём состоянии, существование без ног стало её реальностью, но ей нужна опора. И по ходу сцены мы видим, что у этой героини есть друг, он всегда рядом, а позже выяснится, что есть и другие люди рядом с ней.

— Я увидел в этом одну из главных тем спектакля – невозможность полного одиночества, человек никогда не остаётся без другого человека в полной изоляции. В твоём спектакле нет соло, только дуэты и синхроны. Сама тема близости и сопричастности людей, откуда она?

— Да, человеку нужен человек. Для меня это спектакль в первую очередь про честную любовь между людьми, про готовность дать опору, когда ближний падает. Откуда эта тема? Наверное, когда я пришла работать в труппу, увидела, что труппа разъединена, каждый переживает из-за кризиса в мире и думает о своём. Мне хотелось их снова объединить. Думаю, спектакль также будет работать на этот процесс.

— Интересно и то, как идея спектакля связана с настроением в мире сейчас. Ковидный период приучил нас к дистанции и отучил от тесных контактов, а танец — это, наоборот, про близость.

— Да, конечно, в «Снах» отражено моё желание, чтобы в мире всё наладилось, границы были открыты, чтобы люди снова стали ближе.

— Мне кажется, что, когда мы думаем про сны, всплывает нечто странно-абсурдное, как у Линча, или пышное-лабиринтообразное, как у Фелинни. А «Сны междуречья» — лаконичный и технически простой спектакль. Представляла ли ты, что он мог выглядеть иначе?

— Мне нравится то, как всё выглядит сейчас. Когда у тебя есть самое главное – кисти и краски, то есть сцена и танцовщики, то получается максимально честно. Тем более какой же я тогда хореограф, если не могу поставить спектакль с минимумом средств с помощью тех инструментов, которые мне и заповедано использовать – тела танцовщиков. Я не страдала от недостатка возможностей, и руководство театра предлагало мне разные художественные решения для спектакля. Но это был мой осознанный выбор – максимальное обнажение и чистота. Иначе получился бы другой спектакль.

— Не могу не спросить про название. Образ сновидения считывается легко, но почему ещё и Междуречье?

— Конечно, это отсылка к Месопотамии, древнему государству, которое находилось на плодородной земле между двух рек. При этом я не говорю напрямую именно об этом государстве, поэтому междуречье с маленькой буквы. Это завуалированное слово «бессознательное» (мой привет Юнгу и Фрейду), нечто, что внутри нас, собственное пространство, которое знает о нас больше, чем мы сами, оно же и прячет от нас то, что должно быть спрятано. И добраться туда можно только через путешествие по слоям снов.

— Я был на премьере, и по реакции зала, по отдаче, по аплодисментам можно уверенно сказать что спектакль приняли зрители. Прошло несколько недель. Ты уже думала, почему такая понимающая реакция аудитории была?

— После первого показа до меня доходило много отзывов, и в них постоянно встречалось слово «любовь». Чаще всего говорили, что постановка «живая» и «о любви». Именно в этом смысле мне и хотелось донести свою историю. Думаю, танцовщикам удалось именно прожить это. Мы много проговаривали, разрабатывали сцены вместе, искали, мне кажется, в этом есть ценность. Работа собрана так, что в ней много символов, отсылок, точек, на которые можно нанизать собственный ассоциативный ряд, много окошек и воздуха – многое зритель додумает сам. Так далёкая и, может, не полностью понятая история в спектакле становится твоей собственной историей.

— «Сны междуречья» — это единичный случай или будет возможность создавать и выпускать ещё спектакли с труппой?

— Я надеюсь, что ещё что-нибудь создам с ребятами, но сейчас в первую очередь мне хочется работать вместе с приглашёнными хореографами, которые будут ставить свои спектакли. Но могу сказать, что я бы не согласилась приехать в Воронеж, если бы у меня не было возможности делать спектакли, я не могу без этого и параллельно работаю одновременно над тремя — четырьмя спектаклями в разных городах. Этим я живу, нельзя забирать у рыбы её воду.

— Танцевальная труппа давно нуждается в гастролях или в участии в разных проектах на разных площадках. Это бы явно оживило процесс. Планируется что-то подобное?

— Есть такие планы, конечно. Будем ездить в другие города, танцевать в других театрах. Для этого нужны возможности (это огромные суммы, много логистики),и в том числе выездной спектакль. Даже в таком на первый взгляд минималистичном спектакле, как «Зеркало» Павла Глухова, необходимы компьютерные лебёдки, которые не во всех театрах есть. И это большая всё-таки труппа: костюмер, гримёр, помреж, 10 танцовщиков. «Сны междуречья» в этом смысле больше выездной: пять танцовщиков и адаптивный свет.