«Когда меня укусила собака, я завёл дневник и стал ждать — сбешусь или нет»

Автор романов и повестей, новелл и рассказов, сказок и драм, публицист и критик, историк литературы и педагог, редактор и переводчик, общественный деятель, человек высочайшей культуры, один из самых образованных людей своего времени и — вишенка на торте! — автор первой антиутопии в мировой литературе. Всё это — о Евгении Замятине. 

Лебедянь «разрусская»

Он родился 20 января 1884 года в городе Лебедянь, входившем в то время в состав Тамбовской губернии (сейчас Липецкая область).

В автобиографии рассказал о своём лебедянском детстве. Был очень одиноким, без сверстников, чаще всего его видели «на диване, животом вниз, над книгой — или под роялью, а на рояли играет мать Шопена». Мать Евгения, начитанная, образованная, любила музыку и классическую русскую литературу. Отец служил священником и преподавал в гимназии.

Замятин вспоминал, что стоило сделать два шага от рояля и Шопена, как в окне с геранью на подоконнике взгляду представала Лебедянь, «самая разрусская — тамбовская, о какой писали Толстой и Тургенев», с улицей, посередине которой к колышку был привязан поросёнок и в пыли купались куры. Ребёнок вслушивался у окна, когда загромыхает по улочке семейный тарантас и из гимназии вернётся отец.

Однажды глава семейства развернул за столом  газету, и маленький Женя прочитал: «Сын Отечества». Ему было тогда четыре года. «Я уже знаю эту таинственную вещь — буквы», — напишет он потом в автобиографии.

Лет в пять-шесть Евгений узнал, что такое смерть. Рядом с домом построили холерный барак, и Замятины часто летом были вынуждены захлопывать окна, когда мимо ехали телеги, накрытые белым полотном.

Когда мальчику «перевалило за восемь», он пошёл в лебедянскую гимназию. Запомнил, как в 20-градусные морозы на сером здании вывешивали красный флаг: ученикам разрешалось не приходить на занятия. Уроки закона божьего в гимназии вёл отец Евгения Иван Дмитриевич. 

«Много одиночества и много книг», — подведёт потом итог лебедянской гимназической жизни Замятин. Он играет на рояле, особенно любит Скрябина, читает Достоевского — «очень много и очень рано». Его главный друг в то время — Гоголь, чуть позже добавится ещё один — Анатоль Франс (французский писатель, автор сатирического романа «Остров пингвинов»).

Малолетний экспериментатор

В 12 лет Евгений поступает в престижную мужскую гимназию в Воронеже, располагавшуюся на Большой Дворянской.

Замятину прекрасно даются гуманитарные науки, за сочинения — одни пятёрки. В письме сестре — Евгению уже 15 — он рассказывает, что получил по пятёрке по Закону Божию, греческому, латинскому, русскому, французскому языкам, «остаётся ещё быть спрошенным по математике, истории, космографии, физике да по-немецки ответить в конце четверти». 

Однажды весной ученика Замятина, прогуливавшегося по Большой Дворянской, укусила собака. Он ничего не сообщил воспитателям, в каком-то народном лечебнике вычитал, что первый срок, когда проявляются признаки бешенства, составляет две недели и решил... проверить. Завёл дневник и стал методично записывать в него, как себя чувствует, ожидая, сбесится или нет? Через 14 дней испытание судьбы закончилось: сделав вывод, что не заболел, Замятин, любивший пошутить, пошёл к учителям и сказал, что сбесился. Те схватились за голову и отправили малолетнего экспериментатора на прививки в пастеровский кабинет в Москву.

Эта воронежская история отзовётся впоследствии в его столичных воспоминаниях. Замятин напишет: «Позже, лет через десять, в белые петербургские ночи, когда сбесился от любви, проделал над собой опыт посерьёзнее, но едва ли умнее».  

Гимназию он окончил в 1902 году с золотой медалью. Инспектор, которого прозвали «кобылой», вызвал Евгения в кабинет и дал ему брошюрку, на форзаце которой было написано: «Моей альма-матер, о которой не могу вспомнить ничего, кроме плохого. П.Е. Щёголев».

«Вот тоже окончил у нас с медалью, а что пишет! — пророкотал инспектор. — Вот и в тюрьму попал. Мой совет: не пишите, не идите по этому пути».

«Обеды в тюрьме лучше институтских...» 

Наставление не помогло. Поступив на кораблестроительный факультет Петербургского политехникума, Замятин увлёкся революционными идеями и вступил в партию большевиков. Его неоднократно арестовывали, несколько месяцев он сидел в одиночной камере, где изучал английский, стенографию, писал стихи и письма. Вот, например, письмо отцу: «Я занимаю одиночную камеру... Обстановка кругом дешёвая и прочная — камень и железо. За свои деньги можно получать обеды (по 35 коп.). Обеды из двух блюд, очень хорошие — лучше даже, пожалуй, институтских... При доме предварительного заключения отличная библиотека, чем я, конечно, пользуюсь». 

За него хлопотала мать. В результате Замятина освободили без права проживания в Петербурге. Он уехал на родину, в Лебедянь. Но после сходок и демонстаций, красных флагов и «Марсельезы», практики в портах и путешествий на пароходе «лебедянскую тишину, колокола и палисадники» 22-летний студент выдержал недолго. Он вернулся в Санкт-Петербург и стал жить там на нелегальном положении. Бедствуя, заложил в ломбард за 25 рублей золотую медаль, полученную в воронежской гимназии, да так потом её и не выкупил.

В мае 1908 года Замятин дописывает дипломный проект и свой первый рассказ «Один». «Я двоеженец... Мои две жены: техника и литература», — шутит он. Рассказ тут же помещают в журнале. Евгений понимает, что может сочинять и его будут печатать, и следующие три года пишет... о теплоходах и ледоколах, потому что преподаёт на кафедре корабельной архитектуры. 

Ссылка за ссылкой

В 1911 году его снова выслали из Санкт-Петербурга на берег Финского залива. «Там, от белой зимней тишины и зелёной летней» он пишет повесть «Уездное», и врывается с ней в отечественную литературу. 

Критики ставят его в один ряд с Горьким, Буниным и Куприным. Корней Чуковский называет «новым Гоголем». Насколько талантливы повесть и её автор, скажет и Борис Эйхенбаум —  учёный-литературовед, доктор филологических наук, профессор Ленинградского университета. 

Кто бы году эдак в 1900-м сказал Боре Эйхенбауму, что он будет давать оценку литературного произведения того самого старшеклассника Замятина, которого покусала собака, он бы не поверил. И Замятин бы не поверил. Но так и вышло: оба золотых медалиста первой классической мужской гимназии Воронежа отметились в большой литературе.

Разрешение жить в Петербурге Замятин получил по амнистии в год 300-летия дома Романовых, в 1913-м. Но по настоянию врачей был вынужден сменить климат и уехать в Николаев. Шутил, что «построил там несколько землечерпалок, несколько рассказов и сатирическую повесть «На куличках». И новую ссылку.

Номер журнала, где повесть о быте военного отряда на Дальнем Востоке была напечатана, сразу конфисковали, редакцию и автора судили, тираж уничтожили. «Автор не жалеет грубых красок, чтобы дать читателю глубоко-оскорбительное представление о русских офицерах», — писал комитет по делам печати в постановлении «О наложении ареста на повесть». 

«Поединок» Куприна бледнеет перед перед картиной нравственной гнили и разложения, нарисованной писателем: яма выгребная на задворках», — писала критика. 

Замятина меж тем опять сослали. На этот раз в Карелию.  

Мировой и роковой роман

В 1916 году его как опытного инженера отправили в Великобританию. Он строил ледоколы на верфях Глазго, Нью-Кастла, Сандерленда, поражался разнице между Россией и Англией, переходу «от лопухов и малинников Лебедяни — к грохочущим докам Нью-Кастла». Евгений Иванович прекрасно выучил язык и стал элегантным, как англичанин. 

Когда в газетах стали появляться заголовки Revolution in Russia, он отправился на родину. Очень жалел, что не видел Февральской революции, а застал только Октябрьскую, писал: «Это всё равно как никогда не знать влюблённости и однажды утром проснуться женатым, уже лет этак десять».

Кстати, после Октябрьской революции наконец-то была напечатана запрещённая ранее повесть «На куличках».

Замятин занимает видное место в литературных кругах. Он входил в правление Всероссийского союза писателей, в комитет Дома литераторов и Совет Дома искусств, был председателем ленинградского отделения Всероссийского союза писателей.

А в начале 1920-х он пишет свой главный роман «Мы» об образцовом тоталитарном государстве, построенном на абсолютном разуме. Всем управляет Благодетель. У людей нет имён, есть номера. У номеров строжайший распорядок дня, чётко очерченный круг занятий, назначенный государством постоянный партнёр и пара часов в день на занятия сексом. Только в это время в стеклянных жилищах можно опустить шторы.  

Прозрачный, удобный, предсказуемый, комфортный мир, в котором есть всё, кроме свободной воли. Счастье в нём — это равенство в несвободе. Нет «я», есть только «мы». 

Конечно, у этого романа в Советском Союзе не было шансов. Его восприняли как злую карикатуру на коммунистическое общество будущего. «Памфлет против социализма», «пасквиль на коммунизм», «клевета на социалистический строй», «пасквиль на социалистическое будущее» — это оценки романа. 

«Мы» был напечатан в США, Чехии, Франции, и Замятина затравили за то, что он опубликовал книгу за рубежом. 

В 1929 году был остановлен выпуск его собрания сочинений. Замятин вышел из Союза писателей, в июне 1931 года написал письмо Сталину с просьбой разрешить ему выезд за границу. Получив положительный ответ, в ноябре 1931 года он уехал — сначала в Ригу, потом в Берлин и из него — в Париж.

Замятин прожил во Франции всего 5 лет. В 1937 году в возрасте 53 лет он умер от инфаркта.