Как наш добрый земляк Александр Мешков дрался...

«Нам бы мимо пиратов проскочить»

— Мимо Сомали пойдём без огней и с выключенными радарами. Свет в каютах не зажигать, на палубе не курить, — инструктировал перед выходом в Индийский океан свою команду легендарный путешественник Фёдор Конюхов, за спиной которого пять кругосветок и пять покорённых полюсов (см. «Справку «Ё!»). — С военными договорился. Они встретять (Конюхов по-деревенски умягчает окончания глаголов), где орудують сомалийские пираты. Но 200 миль этого пути пройдём без прикрытия.

Команда яхты «Святая Виктория» (Александр Мешков — второй справа. Третий справа — Фёдор Конюхов) слушает своего командора молча. Одни — потому, что не понимают по-русски. Это двадцатилетний сейшельский капитан Стефан, механик-филиппинец Джеймс со своей невестой, судовой поварихой Кармен. С нашей, российской, стороны — яхтсмен Вадик, казак Влад и журналист-воронежец, учившийся с Фёдором Конюховым в Одесской мореходке, Александр Мешков.

«Нельзя на этой яхте идти в океан!»

Он-то, Мешков, и рассказывает мне сейчас о том переходе под парусами через Индийский океан. Как раз мимо вотчин сомалийских пиратов. А шли под командованием Конюхова на яхте, построенной в середине прошлого века!

— Ну, дай Бог памяти! (Мы уминаем на моей кухне пельмени). Знаешь певицу Вику Цыганову? Так вот её муж Вадим, автор всех её песен, попросил своего друга Конюхова перегнать цыгановскую яхту с одного из Сейшельских островов в Грецию. Она там без дела уже который год болталась у причала. Яхта эта, изначально рыболовецкая шхуна, сошла со стапеля в Дании в 1947 году. Бороздила моря-океаны, пока не списали. Тут-то и приобрёл её смекалистый Цыганов. Подновил, мачты для антуражу навострил, оборудовал бар, кают-компанию с телевизором и музыкальным центром. И теперь уже океанскую яхту назвал в честь жены «Святой Викторией». А чтобы в любой точке мира сопровождал его дымок Отечества, построил на палубе, ближе к корме, настоящую баню! Всё это впечатлило Конюхова, осмотревшего яхту, пришвартованную в маленькой сейшельской бухте. Та была похожа на экзотическую игрушку для взрослых детей. Такая сгодилась бы как декорация для «Пиратов Карибского моря».

«Да это ж не яхта! — воскликнул Конюхов. — Это ж… На ней нельзя в океан! На ней только девок вокруг острова катать! Нельзя на ней идти в океан».

«Потонем!» — подытожил знаменитый путешественник.

Побоища в воздухе и на земле

— Так мы ж могли вообще до Сейшел не добраться, — смеётся Мешков. — В самолёте сопровождающие нас журналисты приняли на грудь, заспорили, сцепились прямо в полёте, подрались, пассажиров перепугали. А я подальше от них сидел. Фёдор ко мне перебрался: давай держаться от них подальше, в Катаре их, скорее всего, в полицию заберут. Так и вышло. Драчунов еле утихомирили, но едва пассажиров пригласили к выходу, двухметровый Лёня, центнер живого русского веса, вновь ожил, разбрасывал миротворцев и орал: «Убью!» Местная полиция дебоширов задержала на сутки.

— Фёдор пытался запретить мне писать об этой схватке в воздухе, — посмеивается Мешков. — Этого пообещать командору и пастырю нашей дружной команды я не мог. И тогда Фёдор на меня напал с кулаками! Я только успевал уворачиваться от ударов, насколько позволял мне рюкзак за спиной. Происходило это прямо на площади перед аэропортом острова Махэ. А я в юности был чемпионом Украины по боксу. И мог парой ударов свалить знаменитого оппонента, но из большого уважения лишь уклонялся от его кулаков. Но пару ударов, опять же из уважения, пришлось пропустить. Подоспевший из полиции Цыганов принялся нас разнимать. И тогда Федя проявил коварство: сорвал с моего носа дорогие очки и демонстративно разломил их пополам: теперь ты точно ничего не напишешь!

Правда, потом за ужином он извинился: «Ты это… не серчай, с кем не бывает. Пиши, как есть!» Мы по-братски обнялись. И пустились в путь, в котором друг без друга пропали бы. Вернее, сначала в пробное плавание. В ходе которого у яхты отказали генератор и аккумуляторные батареи, а в машинном отделении захлюпала вода. К тому же во время швартовки к нашему борту сейшельского катера вырвало крюк с куском борта. Починялись два дня.

«Деньги на выкуп соберёт хозяин яхты»

— «А если захватят?» Это Влад про сомалийских пиратов уточнил. «На всё воля Божья, — отвечает отец Фёдор Конюхов, священник (между прочим, самый настоящий, тогда ещё диакон, рукоположённый епископом Запорожским Иосифом). — Тогда вести себя спокойно. Не провоцировать пиратов. Выполнять все требования. И молиться…»

После ужина Конюхов снял с корабля изображение Зевса, а на его место водрузил образ знаменитого флотоводца, покровителя российского военно-морского флота святого Фёдора Ушакова, канонизированного за свои ратные подвиги и праведную христианскую жизнь. Кстати, ладанка с частичкой мощей Ушакова висела у Конюхова на шее. Такой оберег. С тем и отошли в неблизкое плавание.

Цыганов машет нам с берега. Он пойдёт сушей, если что, насобирает деньги на выкуп. Спокойно прошли Танзанию, Кению. Пересекли экватор. Идём мимо Сомали. Без огней, радар выключен. Страшно! Шутим чаще, смеёмся реже.

Пиратов пока не видно. Да и вообще ничего не видно! Поскольку нас накрыл свирепый шторм.

«Израиль с нас запросил слишком много»

— Надо сказать, что перед походом хозяин судна, состоятельный яхтсмен Цыганов, вёл переговоры с Израилем о вооружённом сопровождении нас вдоль побережья Сомали. Там оценили услуги каждого автоматчика на борту в 1 600 долларов в сутки! Причём настаивали не менее чем на четырёх охранниках, каждый из которых держал бы под контролем одну сторону света. Цыганов как человек не только состоятельный, но и бережливый от такого предложения отказаться смог. Поэтому неделю вдоль берегов Сомали нам предстоит идти как голенькими — подходи, бери (на абордаж)!

Но волею судьбы и молитвами членов экипажа, а также пользы для владельца яхты охрана нам досталась надёжная и совершенно бесплатная — буря и волны высотой с двухэтажный дом. Попробуй сунься, пират несчастный! Однако радовался экипаж «Святой Виктории» недолго.

Заветная бутылка: опустошить и написать слова прощания

— На смену опасности быть застреленным пришла высокая вероятность утонуть. Вместе с яхтой. А её бросало с волны на волну так, что в кубриках летало всё: книги, тарелки, люди. Кроме того, команду накрыла морская болезнь, позеленила лица, вывернула наизнанку желудки. В строю остались мы трое — русские мореплаватели Федя Конюхов, я, матрос Мешков, да святой Фёдор Ушаков, чей лик подбадривал нас с иконы в кают-компании. Вот ведь какая штука! Учился я в мореходке, ходил под парусом, но до сей поры не знал, что морская болезнь мне нипочём! Как и Феде. Наградой за это открытие стали вахты, которые мы несли по четыре часа. Беседуя о запретном в плавании — о доме, о жёнах.

— Если спасёшься, Сашка, — наставлял священник-мореплаватель, — то женись и сына второго роди. Нареки Фёдором. В честь Ушакова.

А в это время на камбузе продолжают летать тарелки. Ловить их некому. Кармен рукой пошевелить от морской болезни не может.

— Ежели выживем, Сашка, — подбадривает художник-мореплаватель, — картину с тобой напишем.

— Пираты в такой шторм ведь не выйдут в море? — взвешиваю я другую опасность.

— Пираты — это ещё не так страшно, — вздыхает Конюхов. — Там нас хоть теоретически Цыганов выкупить сможет. А вот Индийский океан — самый коварный. Я его всегда боялся. Если шторм усилится, наша яхта переломится пополам. Дерево вон какое старое! Идём к острову Сокотра, а у нас даже карты нормальной нет. А там рифов знаешь сколько!

Передавши штурвал Фёдору, я пробираюсь в свой кубрик за купленной в дьюти-фри нарядной бутылкой. На кой мне она, может, и жить-то осталось… А так хоть записку в океан бросим!

Продолжение в следующем номере.