Воронежские коммунисты отметили юбилей Сталина

Хорошо что все хорошо закончилось.

Дикие люди кто покланяются этому убийце, палачу и тирану...

Здравствуйте! Желающие могут прочитать кое-что о сталинщине, например, в двух совсем небольших прилагаемых текстах. Второй из них написан мною, причём -- по воспоминаниям многих людей, включая моих родственников. Кстати, правдивость первого из этих текстов тоже была подтверждена моими близкими родственниками; в те времена они жили именно в описанной там местности (т.е. в Острогожском районе Воронежской области).

Всем читателям -- всего самого хорошего!

Дм.Воробьевский, редактор самиздатской газеты "Крамола" (её блог можно найти через Гугл или Яндекс), г.Воронеж.

______________

СТРАШНЕЕ ВОЙНЫ

(Отрывки из воспоминаний, опубликованных в газете "Воронежский Курьер" за 12-е декабря 2009 г.)

Я, Акованцева Евдокия Фёдоровна, родилась 23 февраля 1920 года в старинном русском городе Коротояке Коротоякского района Воронежской области. Теперь это село Коротояк Острогожского района... С нашего хутора никого не высылали, а в хуторах, примыкавших к нам, было по-другому. С хутора Травина, состоящего из трёх хат и расположенного в двух километрах от нас, выслали две семьи; с хутора Ушакова (в километре от нас, состоял из пяти хат) выслали одну семью, однохатный хутор Лобкин не тронули, а вот хутору Уварову, что в пяти километрах от нас, не повезло... Высылали их поздней осенью и везли через наш хутор. Страшнейшую картину, которую я тогда увидела, даже и близко невозможно сравнить ни с какими ужасами, пережитыми и увиденными мной в годы Великой Отечественной войны. Несколько подвод увозили большие семьи раскулаченных крестьян в Острогожск. На этих подводах, набитых битком маленькими детьми, сидели несколько женщин и стариков. Мужчин не было: очевидно, их арестовали раньше. Одежда на детях и женщинах была до того оборванная и грязная, что на эту бедноту было страшно смотреть, а некоторые дети были просто голые... Сквозь детский визг были слышны вопли и завывания женщин. Вокруг повозок ехали верхом вооружённые винтовками люди.

На въезде в Острогожск со стороны Воронежа, по левую сторону от дороги, стоит сейчас полуразрушенная церковь Тихона Задонского, за ней кладбище. Вот в эту церковь со всех населённых пунктов Коротоякского и Острогожского районов в 1929-1930 годах помещались советскими властями раскулаченные крестьянские семьи. Люди в страшной давке находились там неделями. Наступила зима, церковь не топили, а людей не кормили. В первую очередь там умерли все дети, а потом взрослые. Умерли в этой церкви и наши уваровцы. Выживших отправляли из Острогожска в Казахстан. Была зима – люди были голодные, раздетые, многие умерли в холодных телятниках (вагоны) ещё по пути в ссылку. Никто впоследствии не вернулся обратно. Возможно, эту церковь сейчас восстанавливают, а я думаю, этого делать нельзя. На её месте или рядом нужно поставить часовню в память о тысячах умерщвлённых коммунистами крестьян...

Начался 1933 год. В семье нас тогда было восемь человек. Мы едва не умерли с голода... Летом 1933 года, после уборки пшеницы, мы, дети, стали ходить и собирать с полей потерянные колоски колхозной пшеницы в свои специально пошитые маленькие холщовые сумочки. Но из Острогожска были присланы объездчики на лошадях – охранять пустые колхозные поля. Они догоняли нас, высыпали наши колоски, забирали наши сумочки, а нас избивали длинными кнутами... Ближе к осени в нашем лесу поспевали дикие лесные груши. Мы их собирали, сушили и мололи на муку. Из этой "муки" пекли хлеб. Другой пищи не было... Власти выставили усиленную охрану лесов. Пойманных с грушами детей и женщин избивали, мужчин арестовывали и увозили в Острогожск, а груши высыпали на землю. Однажды мы с братом пролежали в канаве с мешком груш всю ночь и лишь под утро, когда охрана потеряла бдительность, смогли пробраться сквозь кордон, – а ведь лес находился лишь в трёхстах метрах от нашего дома. Конечно, государству эти лесные груши были не нужны, но был порядок: ничего советского не тронь! Так сельское население России специально было поставлено тогда на грань вымирания...

Акованцева Евдокия Фёдоровна.

________________________

1933 ГОД

Солнышко светит. Грачи прилетели.

Тают снега на равнинах безбрежных.

Вот и прошли холода и метели,

Вот и минули три месяца снежных.

Белые хаты стоят над оврагом.

Птицы над ними кругами летают.

Будто каким-то охвачены страхом,

Будто чего-то недопонимают...

Может быть, запах грачей удивляет,

Иль тишина не понравилась птицам?..

Бог его знает, чего их пугает,

Что им мешает на землю садиться...

Может быть, сверху они увидали,

Как копошится в навозе старуха,

Или чуть слышные чьи-то рыданья,

Может, достигли их птичьего слуха...

Нынче никто уж могил не копает.

Нынче никто не кричит, причитая...

Полумертвец на крыльцо выползает...

Господу молится полуживая...

Трупы лежат во дворах и в канавах,

Трупы в домах и в грязи придорожной.

Многие – в полузасыпанных ямах,

Полуистлевшие с осени прошлой...

Смрадом, замешанным с мартовским паром,

Хаты полны и проулки кривые.

Двое детей за колхозным амбаром –

То ли уж мёртвые, то ли живые...

А за амбарными теми дверями

Нету ни зёрнышка вот уж полгода...

Был урожай, и довольно немалый,

Да увезли его «слуги народа».

Гнил он на станциях в кучах огромных,

Денно и нощно его охраняли.

А на днепровских равнинах просторных

Тысячи сёл до конца вымирали.

С Буга, с Ингула, с Днепра и с Кубани

Беженцев толпы брели спотыкаясь.

Близких своих зарывая руками,

Женщины выли в снегу, надрываясь...

Те, кто добрались до города всё же,

Или до Киева, иль до Полтавы, –

Полуживые, и мёртвые тоже, –

Все на подводах свозились в канавы...

Дмитрий Воробьевский (1987г.).