«Накрылась иконой, и немцы меня не тронули»

Наша собеседница 90-летняя Мария Тихоновна Позднякова неожиданно, когда мы уже прощались, спела корреспондентам «МОЁ!» «хулиганскую» частушку:

— Спой ещё своих «солёных», — смеются племянница хозяйки квартиры Наталья и бывшая коллега Марии Тихоновны пенсионерка Любовь Трофимовна.

А Наталья добавила:

— Недавно её по скорой в больницу забирали. Так пока её там оформляли, она пела частушки минут двадцать, чуть ли не всё приёмное отделение подпевало ей!

Хотя сама Мария Тихоновна в течение всего часа, что мы общались с ней, повторяла:

— Ребята, жизнь у меня была безрадостная, что видела-то? Война, три класса образования, два мужа было, со своими проблемами... Оба сына умерли, три внука сейчас и правнук. Живу одна, ноги не работают, с ходунками хожу по квартире. Жизнь пролетела как один миг, а пожить-то ещё ох как хочется...

Святые в помощь

Село 4-е Скляево Рамонского района (тогда Берёзовского) — её малая родина. Восьмилетней девчонкой она встретила войну, отец к тому времени пропал без вести в Брянской области при форсировании Десны. Остались они с мамой и бабушкой.

А летом 1942-го в село вошли немцы. Скоро они пригнали пленных красноармейцев. Вот как она сама рассказывает об этом:

— Пленных было несколько сот, большинство раненых, с окровавленными бинтами. Наши жители стали собирать им еду, пытались подкармливать ребят. Помню, я как-то несла им кувшин с молоком, часовой, стоявший у забора из колючей проволоки, увидел меня, подозвал к себе: «Ком цу мир» («Подойди ко мне». — «Ё!»). Я перепугалась, думала, сейчас убьёт. А он взял у меня кувшин и начал разливать молоко пленным в кружки и другую посуду, которая была у некоторых из них. А потом погладил меня по голове...

Фото: из архива героини публикации

А однажды меня чуть не убили. Я забежала в избу своей крёстной бабы Ани, а там стоит огромный финн и на ломаном русском пытается ей сказать, чтобы она принесла ему какой-то еды. Она не понимает, что ему надо. Он начинает орать ей в ухо, коверкая русские слова. Мне 8 лет было, глупая ещё, как закричу на него: «Не трогай крёстную!» Он опешил, а потом схватил меня за руку, вывернул её и начал ремень снимать, чтоб пряжкой отхлестать меня. Убил бы точно, много ли дитю надо... Но крёстная как-то оттолкнула его и крикнула мне, чтоб убегала. Я бегом, финн сзади орёт как резаный. Я к своему дому, а от него почти ничего не осталось после артобстрелов. Жили в погребе-землянке, выкопанном во дворе. Вижу — немецкий патруль, я схватила нашу здоровую икону Святой Троицы, размером в полметра, нырнула в погреб и прикрылась ею. Немцы спустились в погреб, увидели мою макушку, торчащую из-за иконы, несколько раз слово «кинд» (ребёнок. — «Ё!») произнесли и поднялись наверх. Не тронули. Немцы ездили по дворам на машинах и забирали у людей всю скотину, а несколько раз видела, как они подгоняли свои огромные грузовики и лопатами грузили в них наш жирный чернозём, который потом везли на станцию и увозили в Германию.

«Пухли от голода»

Ближе к осени жителей села оккупанты погнали на запад, добрались до пересыльного лагеря на станции Курбатово Нижнедевицкого района, Маша шла туда пешком, как и все, с мамой и полуслепой бабушкой. Несколько дней их продержали за колючей проволокой, а потом отправили ещё дальше — в Курскую область.

— Мы, дети, тогда на целый день оставались в лагере, а всех взрослых немцы гоняли рыть окопы и строить укрепления, кормили баландой из полугнилых овощей, — вспоминает хозяйка.

Ну а потом, зимой 1943-го, когда Воронежская область была освобождена, семья вернулась на родину. Какой-то местный дед соорудил им санки, на которых везли свой нехитрый скарб.

— Вернулись домой, в селе из нескольких сот домов всего три целых остались, — вспоминает Мария Тихоновна. — Жить негде, благо та самая землянка во дворе нашего разбитого дома осталась. Да и то мы чуть не погибли там. Бабушка собиралась прогреть её, подожгла дрова, а огонь перекинулся на какую-то домашнюю утварь, мы еле выскочить успели. Сгорели все документы и извещение на отца, пропавшего без вести. Выживали только за счёт огородика — ни птицы, ни скотины ни у кого не было. Еды вообще не было никакой. Помню, пухли от голода, шли в лес, в поле и жевали траву, как коровы. Рвёшь пучок — и в рот её. Мама из лебеды пирожки пекла — мука вообще на вес золота была. Вот горстка муки и лебеды пучок — это и был наш обед. И после войны, в 1946-м, засуха была страшная, на огороде вообще ничего не выросло, травой и питались всё лето...

Во дворе разбитого дома Поздняковых был похоронен красноармеец. После войны его родственники приезжали в село на эту могилу. В годы войны именно тут проходила линия фронта, и потому убитых лежало столько, что их останки убирали чуть ли не годами.

— По всем ярам и балкам лежали тела погибших красноармейцев, — вспоминает Мария Тихоновна, — припекало солнышко, и по округе растекался трупный запах. Помню, наши деревенские бабки брали лопаты и карабкались по склонам балок и оврагов, ковыряли их, выкапывали могилки и хоронили останки наших бойцов. Но ещё очень долго склоны оврагов были усыпаны костями — быстро похоронить всех погибших было нереально.

Фото: из семейного архива героини публикации

Своя школа

Мария успела окончить только три класса. Дальше с образованием не получилось — не было учебников, книг. Зато долгие послевоенные годы было то, что напоминало о месяцах оккупации. Вся земля была нашпигована минами и снарядами, на которых часто подрывались любопытные мальчишки военной поры.

— Что я видела в жизни? — сетует пенсионерка. — Войну помню как сейчас, артиллерийскую канонаду, разрывы бомб и снарядов. Всю жизнь работала, в колхозе впахивала с 13 лет. Была и грузчиком, и контролёром на воронежском пивзаводе, уборщицей на одном из предприятий города. Сейчас вот скоро 91 год стукнет, а жить хочется, как в молодости!

Племянница хозяйки Наталья рассказала, что пока Мария Тихоновна могла более-менее передвигаться, каждый год на 9 Мая они с ней ходили к памятнику Славы, благо он расположен в 300 метрах от дома Марии Поздняковой. Но теперь даже выйти за порог квартиры для хозяйки проблематично.

— Плохо помню, что вчера-позавчера было, зато вся война как на ладони, — сказала Мария Тихоновна на прощанье корреспонденту «МОЁ!».

А после исполнения задорной частушки легко спела нам куплет из военной песни, которая была совсем неглубоко запрятана в её 90-летней памяти.