Воронежская пенсионерка, выжившая в немецком лагере: «На нас смотрели, как на диких зверей»
Женщина, будучи ребёнком, провела в рабстве почти три года
Слёзы у стариков всегда близко. Вот и во время нашего недавнего разговора в небольшой квартирке на проспекте Труда её хозяйка 90-летняя Евгения Алимова несколько раз принималась плакать, вспоминая своё детство, которое пришлось точно на военные годы. О том, как по её жизни прокатилась Великая Отечественная, в материале «МОЁ!».
Кормили похлёбкой и гнилыми овощами
С Евгенией Фёдоровной нас познакомила её соседка по лестничной площадке, тоже пенсионерка Любовь Колычева.
— Бабушке 90 лет, а войну помнит так, будто она вчера закончилась, — объяснила Любовь Трофимовна.
У Евгении Фёдоровны двое детей, четверо внуков и столько же правнуков. Родилась она в 1934 году в Белоруссии, неподалёку от Гомеля, в деревне Челющевичи.
— В нашей семье было четверо детей: два старших брата, старшая сестра и я — самая младшая. Когда началась война, отца забрали на фронт (после войны он вернулся домой), он напутствовал маму: «Береги детей», хотя к тому времени братья были уже почти взрослыми и жили отдельно. А немцы пришли в наше село в начале июля 1941-го, мы — дети с мамой — ушли в лес, находившийся неподалёку, какое-то время жили там. Людей из нашего села там пряталось много. Bсё бы ничего, но один наш односельчанин пошёл служить полицаем у немцев. Он нашёл нас в этом лесу и пригнал домой — там уже все дома были заняты немцами, жить было вообще негде. А совсем скоро нас начали готовить к отправке на работу в Германию.
Дальше всё пошло по стандартной схеме: в один из осенних дней 1941 года жителей деревни посадили в товарные вагоны и повезли на Запад — через Польшу в Германию.
— Помню, проезжали через какие-то польские города, так местные жители, чистенькие, нарядно одетые, смотрели на нас, как на диких зверей. А мы сами не знали, куда нас везут, зачем, вернёмся ли домой, — вспоминает Евгения Алимова. — Наконец добрались до какого-то маленького города, название уже не помню. Разместили нас в бараке типа рабочего общежития. Мама и сестра каждое утро уходили работать на фабрику по соседству. Как я потом поняла, она, как и наше жильё, принадлежала одному хозяину. Что они делали на фабрике, не знаю до сих пор, они ничего не рассказывали об этом. Уходили в семь утра, приходили около шести вечера. Немцы относились к ним нормально. Людей типа нас, пригнанных на работу из СССР, было несколько сот. Кормили плохо — похлёбкой из варёной брюквы и полугнилыми варёными овощами.
Всех повязали...
Когда взрослые уходили на работу, в бараке оставалось полно детей, и хозяин всего этого решил устроить что-то вроде детского сада. Днём он откомандировывал одного из своих рабочих, немца по национальности, и тот выводил детишек гулять во двор, присматривал за ними.
— Меня он почему-то называл на французский манер — ЖенО. «Жено, пошли гулять», — говорил он обычно. Мы выходили во двор, а какие там игры — только в грязном песке ковыряться. Его русская жена (она жила в Германии уже много лет) очень тепло относилась к тем, кого пригнали из России на работу. Иногда она приглашала к себе меня, сестру и маму и кормила варёной картошкой. Её муж-немец особо не возражал. Когда было время, мама и сестра вязали её детям варежки и тёплые носки. Может быть, благодаря этим человеческим отношениям мы выжили и не умерли с голоду...
Евгении Фёдоровне запомнилась её ровесница — немецкая девочка из семьи, жившей в доме неподалёку от их «общаги». Когда её родители уходили на работу, девчушка прибегала в барак, где жили советские люди, и играла с их детьми. Взрослые, прознав про эти визиты, ругали дочь и, увидев, что она по-прежнему бегает к русским, даже привязывали её длинной верёвкой за запястье к шкафу, когда уходили из дома. Но она умудрялась отвязываться и прибегать к своим сверстникам из СССР...
Путь домой
— В начале 1945 года нас освободили американцы, — вспоминает Евгения Фёдоровна. — Немцы убежали, а американцы приехали и сказали готовиться, мол, всех нас (несколько сот человек) отвезут в расположение частей Советской армии. Так и случилось. Все мы, прожившие больше трёх лет в немецком тылу, сами не верили, что война когда-нибудь закончится. Потом мы попали на Западную Украину, где пробыли около года. На родину под Гомель возвращаться было вообще некуда: люди говорили, что наша деревня Челющевичи за годы войны была практически стёрта с лица земли. На Западной Украине тоже было не сахар, но долго мы там не задержались — один из братьев после войны стал работать в Верхней Хаве. Мы приехали к нему — так и начали врастать корнями в Воронежскую землю. Потом немного пожили в Панино, а затем перебрались в Воронеж...
Евгения Фёдоровна имеет почти 45 лет трудового стажа. Она работала на разных воронежских предприятиях — станкостроительном и комбикормовом заводе — и, как любой пожилой человек, куда хуже помнит то, что было буквально вчера. А вот те далёкие военные годы накрепко засели в её памяти...
В одном из документов, выданных ей госархивом Гомельской области Республики Беларусь в 1996 году, о ней написано, что находилась «в поимённых списках советских граждан, угнанных в немецкое рабство», а Германия ей выплачивала материальную компенсацию за годы, проведённые на своей территории.
— Для меня важно, чтобы на земле был мир, чтобы смеялись дети, ведь даже мы в годы войны, будучи детьми, улыбаться и смеяться не разучились... — сказала нам пенсионерка на прощание.