Как воронежский конферансье Бронислав Табачников выручил пианиста Дениса Мацуева
Какую роль в жизни нашего земляка сыграл небольшой, но очень важный элемент сценического костюма
Он целует дамам ручки и говорит «ваш покорный слуга». Для своих — Броня. Великие старики — Ростропович, Рихтер и многие другие, которых он представлял со сцены, — называли Славой. Остальным приходится слегка порычать, произнося его заковыристое имя — Бронислав Яковлевич. Назвали, кстати, в честь… бабушки. В еврейских семьях так принято: давать имена в память усопших родных.
Теперь он сам великий старик, а тех, прежних, уже давно нет. Они сохранились в его воспоминаниях, драгоценных, как всё редкое.
Он как рыба в воде в компании звёздного бомонда и простых болельщиков на футбольном стадионе. Хотя рингтон на его телефоне — ля-минорный каприс Никколо Паганини — не даёт в нем ошибиться.
Журналисты «МОЁ!» побывали в гостях у нашего выдающегося земляка Бронислава Табачникова — театрального критика, общественного деятеля и просветителя. Он рассказал, какую роль в его жизни сыграли бабочки, как помог Денису Мацуеву и что общего у воронежской филармонии с Каннским фестивалем. Об этом — в нашем материале.
Один день
Бронислав Яковлевич просыпается в шесть утра. Лёгкая зарядка, контрастный душ, крепкий кофе — и за работу. Он давно уже живёт один: дети выросли, жена умерла. Но главное — ясность ума и азарт к жизни — никуда не делось.
Часам к десяти утра — несколько страниц готового текста. Рецензии, заготовки к новым лекциям, статьи. Он 40 лет возглавляет кафедру истории, философии и культуры Воронежского института развития образования. Дважды в неделю — лекции для учителей. Трижды — выступления в филармонии (35 лет он бессменный ведущий концертов). А ещё он председатель Общественного совета при министерстве культуры Воронежской области.
Работа — это то, что держит на плаву, не позволяет хандрить и стареть. В свои почти девяносто он востребован: телефон то и дело выдает ля-минорный каприс.
В его копилке россыпь наград и почётных званий: заслуженный работник культуры Воронежской области, заслуженный работник высшей школы РФ, профессор, автор сотен научных трудов и публикаций, обладатель знака отличия «За заслуги перед Воронежской областью».
А ему милее другое признание.
— По утрам я люблю пить кофе в кофейнях. Есть одна любимая — на улице Фридриха Энгельса, — рассказывает он. — Попиваю недавно кофеёк, вдруг подходит симпатичная дама и смущённо так спрашивает: «Можно с вами сфотографироваться?» — «С чего бы вдруг? Я не Алла Пугачева, не Киркоров», — удивляюсь. «Мы с мужем часто ходим в филармонию. Обожаем вас слушать! Вы вдохновляете не меньше музыки». Больше никаких наград не нужно. Заставить человека говорить такое нельзя. Это от души. И это даёт силы жить.
Крылья для артиста
Его квартира — дом артиста. Афиши на стенах, театральные маски. В шкафах, как в гримёрной, в ожидании выхода на сцену томятся десятки шикарных мужских костюмных пар. А комод ломится от изысканных галстуков-бабочек.
— Их у меня много, на любой вкус. Любимых нет, каждая под свой случай. Вот эта, наверное, нравится больше других. Она подходит ко всему. Скромная, но достойная. Ей 30 лет, — улыбается Табачников.
Мы выкладываем это пёстрое богатство на диван, разглядываем.
— Бабочки ведь очень специфичный аксессуар. Как они появились?
— Могу назвать точную дату: 12 октября 1958 года. В Ярославль, где я тогда оканчивал педагогический университет, приехала капелла с выдающимся хормейстером Александром Юрловым. Перед концертом он заявил: нужен человек, который бы рассказал о программе. Директор филармонии только беспомощно развёл руками. И тут дирижер Юрий Аранович вспомнил про своего юного приятеля (меня). Отыскал и спрашивает: «Можешь выйти и рассказать про Моцарта и 12 частей «Реквиема» послезавтра на концерте?» Я почесал затылок и согласился. Приличный костюм у меня был. Но на концерте в филармонии требовалось что-то особенное. Вот тогда и возник этот изысканный аксессуар. Вышел на сцену юный пижон в бабочке, рассказал про 12 частей «Реквиема», никуда не заглядывая… Так и началась моя карьера конферансье, — вспоминает маэстро.
Неизвестный иркутянин
С бабочкой связана ещё одна любопытная история. И опять Бронислав Яковлевич поражает точностью.
— Апрель 1998 года. Приезжает никому не известный 22-летний иркутянин. Студент 4-го курса московской консерватории. Выдвинут на конкурс Чайковского. Никто не хочет с ним играть — его не знают. А музыканту важно почувствовать оркестр. И вдруг наш Игорь Вербицкий — дирижёр симфонического оркестра филармонии — пригласил его в Воронеж. Звали иркутянина Денис Мацуев.
Сидим вместе на репетиции, его ещё не приглашают на сцену. Смущённый мальчик шепчет: «Извините, пожалуйста, у вас случайно не найдется бабочки для выступления?» Я кивнул. Принёс ему на концерт, он в ней выступил. Не помню, вернул или нет. Но для такого человека не жалко, — смеётся Табачников.
— В конце марта на своём выступлении в Воронеже он назвал вас живой легендой, сказал, что вы принесли ему удачу. Это об этой бабочке речь?
— Нет, тут другая история. Сыграл он концерт, и мы пошли обедать. Я его похвалил: молодец, говорю. Особенно вторую часть отметил. Он так загорелся, спрашивает: «Посоветуйте, что мне на конкурсе играть?» По правилам нужно исполнить два концерта. Один Чайковского обязательно, а второй — по желанию.
Он хотел играть концерт Рахманинова. Я запротестовал: «Не вздумай! Ты никогда не сыграешь, как Ван Клиберн. У этой публики ещё осталось его звучание. Это тяжелейшая вещь!»
Он играл ещё Грига и Листа. Я попросил сыграть Листа. Он начал, я тут же сказал: «Вот его и играй». На конкурсе Мацуев исполнил Листа и стал лауреатом первой премии.
Он много раз меня благодарил за тот совет. Теперь, когда он выступал в Воронеже, его мама снова меня обнимала и благодарила, будто это я его подготовил на тот конкурс.
Мы общаемся уже много лет почти как родные люди. Пока я жив, ни у кого не возникает вопросов, кто будет вести концерты Дениса Леонидовича в Воронеже.
Последний раз, когда он приезжал, божественно играл. Пятый концерт Бетховена, который называется «Император». Концерт могучий, огромный. Первая часть 532 такта. А во второй вечер он играл «Аппассионату» и восьмую сонату Прокофьева. Сумасшедший репертуар! Гигантская звуковая палитра. И когда он начинал пиано второй части — это что-то невозможное. Как будто вы говорите с любимым человеком на интимнейшую тему. Что-то хотите ему сказать такое сердечное, такое внутренне богатое, что невозможно передать. Сказать, что это огромное удовольствие, — ничего не сказать.
«Костюмы — это часть профессии»
Пиджаки у Табачникова на все случаи жизни — классические, светлые, в клеточку. Есть фрак и смокинги. Эти наряды — целое сокровище. Ему их шьют на заказ.
— В Воронеже есть одна частная фирма, которая специализируется на пошиве мужской одежды, — откровенничает Бронислав Яковлевич. — Там была такой замечательный конструктор (раньше называли закройщик). Умерла молодой, к несчастью. Ее звали Алла Викторовна, фамилии, к сожалению, не помню. Она мне шила большинство моих костюмов. Сейчас её заменила Катя Авраменко. Она занимается моим имиджем. Не только шьёт, но и подбирает все аксессуары, бабочки в том числе.
Костюмы, считает маэстро, — это часть профессии.
— Недавно устроил разнос одному худруку. Выходит на сцену в мятой рубашке и грязных брюках. Говорит: «Мне так удобно». «Так только в клозет удобно!» — возмутился я. На сцену такое невозможно. Всё равно что сказать людям: «Я вас не уважаю!» — горячится профессор.
Мужское — женское
В 2017 году гильдия критиков сделала Табачникову подарок: отправила на юбилейный, 70-й, Каннский фестиваль.
— Без бабочки и смокинга туда нельзя. Я в этом смысле был во всеоружии, — улыбается Бронислав Яковлевич.
По его словам, зрители в воронежской филармонии на две трети — женщины. И его это всегда огорчало. Это значит, воронежских мужчин не привлекают интеллектуальные эмоции.
— У меня дома установлено два канала, которые специализируются на классической музыке. Я часто их смотрю. Лучшие концерты со всего мира. Залы Лондона, Мадрида, Барселоны. Мужчин и женщин там в зрительном зале поровну. И вот Канны. К своему удивлению, вдруг обнаружил: в женский туалет очередь в два раза больше, чем в мужской. Значит, думаю, эта гендерная разница верна не только для России, — замечает профессор.
— В филармонию ходят единицы. Какой-то ничтожный процент от общего числа. Вам не обидно?
— Из года в год процент один — 5 — 7%. Когда я только начинал работать и сейчас, когда мне почти 90, ничего не изменилось. Я не пытаюсь сделать невозможное — только то, что по силам, — говорит наш собеседник. — Этим пяти процентам интересно — буду им рассказывать. И этим совершенно счастлив!
Об уникальном военном трофее, который всю жизнь служит Бронислву Яковлевичу верой и правдой, о личных встречах с Рихтером, Гилельсом, Михалковым и Басилашвили читайте в ближайших номерах «МОЁ!».