Известный композитор Десятников рассказал, почему у поп-музыкантов короткий век

Гостем восьмого Платоновского фестиваля искусств стал один из самых исполняемых современных российских композиторов Леонид Десятников. Он написал музыку к фильмам «Подмосковные вечера», «Москва», «Космос как предчувствие» и многим другим. Творческий вечер Леонида Десятникова прошёл в филармонии 13 июня.

На концерте «Леонид Десятников. Избранное» воронежцы услышали первыми в России новое сочинение композитора «Буковинские песни», музыку из кинофильмов «Закат» и «Москва», а также песни советских композиторов. Произведения Десятникова исполнили пианист Алексей Гориболь, скрипач Александр Тростянский, солисты оркестра Большого театра и воронежского театра оперы и балета. А перед концертом Леонид Десятников на пресс-конференции рассказал, как пишет музыку и почему перестал сотрудничать с Алексеем Учителем.

- Леонид Аркадьевич, расскажите, что вас вдохновило на создание «Буковинских песен»?

- Они написаны по мотивам буковинских песен. Это народные темы и мелодии. Написаны специально для Алексея Гориболя и посвящены ему. Это такой редкий случай, когда произведения написаны не по заказу, а из-за любви к чистому искусству. В основе каждой из 24 прелюдий лежит подлинная народная мелодия. Иногда очень сильно препарированная, а иногда звучащая почти в чистом виде. Я родился в Харькове, поэтому украинская мелодика присутствовала в моей детской и отроческой жизни. Прежде всего благодаря радио. Вы можете не обращать на это внимание, но организм впитывает такого рода мелодику. И это очень много лет во мне жило. И в какой-то момент мне показалось, что я должен отдать дань этой музыке. Вообще я закончил это сочинение уже год назад и обмолвился об этом в паре интервью. В итоге мне позвонил балетмейстер Алексей Ратманский, который работает сейчас в Нью-Йорке, и спросил, можно ли ему поставить балет на мою музыку. Для меня это было полной неожиданностью, потому что мне казалось, что это невозможно. Сочинение даже не было закончено, но я сделал черновик записи и послал ему. И он решил поставить спектакль в Американском театре балета. Знаете, есть такая практика, когда сочинение обыгрывается в камерных условиях. Таким образом, первая премьера моего сочинения прошла в Нью-Йорке. 12 пьес из цикла «Буковинские песни» прозвучали на этом спектакле впервые, причем в виде балета. Мне кажется, это беспрецедентная история. В Воронеже мы тоже решили сыграть некоторое количество пьес, но не все. Целиком это будет исполнено в скором времени в Перми.

– Есть выражение «композитор — это флейта, на которой играет Вселенная». Ощущаете ли вы себя таким инструментом?

– В каком-то смысле да. В мои задачи входит создание такого рода музыки, которая производит впечатление, что она появилась на свет без посторонней помощи. И мне кажется, что автор не должен застить собой то, что он сделал. Грубо говоря, если вы услышите «Лунную сонату», вы не думаете, что ее написал Бетховен, который был глухой, любил девушку, а она его нет. Кто сделал это, написал в конечном счете — это неважно. Я тоже являюсь каким-то предметом, через который проходит какой-то ток и в результате получается нечто, но я в этом не участвую, например, как гражданин Российской Федерации. Моя главная задача ждать, когда что-то произойдет.

– Вы написали музыку к трём фильмам Алексея Учителя («Мания Жизели», «Дневник его жены» и «Космос как предчувствие» - «Ё!»). Расскажите поподробнее про ваш творческий тандем.

– С Алексеем Учителем, с которым у меня по-прежнему дружеские и приятельские отношения, сотрудничество строилось по нисходящей в течение многих лет. То есть первый опыт был довольно удачный, с моей точки зрения, с его точки зрения, я надеюсь, тоже. А потом как-то все было хуже и хуже, потому что мы находили все меньше точек соприкосновения. Вторая картина, над которой я работал, называлась «Дневник его жены». Ситуация была такая, что в это время, когда я должен был писать музыку к его фильму, был занят другой работой, и поэтому в этом фильме в итоге была использована музыка, которая уже прежде была мной написана. Но при этом она вошла в этот фильм абсолютно как влитая. Я делал только какую-то редакторскую работу. Хотя часть музыки я тоже написал специально к этому фильму, но это не была такая работа под ключ. А дальше было все более катастрофично. Я написал музыку для фильма «Космос как предчувствие» и получилось так, это еще связано с производством фильма, что моя музыка, просто не вошла в него. Гонорар я получил, но результат был вот такой. В итоге мы прекратили сотрудничество, потому что это стало просто неэффективно. И мы миролюбиво расстались. Так бывает. Поэтому я считаю, что это не повод для каких-то негативных эмоций.

– В одном из своих интервью вы говорили, что вам нравится творчество украинской группы «Океана Эльзы». Кто еще вам интересен из современных популярных исполнителей?

– Сложно сказать, потому что я нерегулярно слушаю такого рода музыку, но бывают какие-то сильные впечатления. Например, последнее – трек Дональда Гловера (выступает под псевдонимом Childish Gambino. – «Ё!»). This Is America. На эту композицию вышел ещё нашумевший клип. Знаете, это относится не только к популярной музыке, но и к рок-музыке, и к академической музыке — вдруг появляются какие-то вещи, которые концентрируют в себе что-то очень важное. Но связано это с каким-то конкретным человеком. Если кто-то создал что-то, что оказалось шедевром, это не гарантирует, что в дальнейшем также будут шедевры. Что-то появляется, а потом всё, у этого человека всё исчерпано. Кстати, у людей, которые занимаются популярной музыкой, как правило, довольно короткий век. Они очень быстро исчерпывают свои возможности, потому что их слуховой опыт таков, что они не могут выйти за пределы очень тесной клетки, в которой находятся. Поэтому может быть один диск прекрасный, второй... А дальше всё. Но это не относится к «Океану Эльзы», конечно. Старая любовь моя не ржавеет.

- Вы могли бы написать музыку, вдохновившись произведениями Андрея Платонова?

– Нет, потому что я себя чувствую ничтожным по отношению к творчеству Платонова. Я не могу себе представить, чтобы мне что-то позволило прикоснуться к нему. Он настолько огромная глыба, в сущности, главный русский писатель XX века.