«Ради мамы и сына стоило тащить себя за шкирку к жизни»

Её жизнь — будто роман или телесериал, в котором судьба уготовила ей роль главной героини.

Из дешёвых ракушек и копеечных бусин она делает драгоценные вещи. Из тряпья — сногсшибательные наряды. Она сочиняет их так же, как стихи и картины на шёлке. Маскирует в интерьере вопящие трубы под изысканные деревья. Всё, к чему прикасается, становится красивым.

Женщинам без фигуры и вкуса создаёт и то, и другое. Чем тяжелее и печальнеё её жизнь, тем легче и светлее её прикосновения и тем легче и светлее она сама.

Сегодняшняя наша героиня Маша — интерьерный дизайнер по профессии и художник по призванию. Она не называет своей фамилии и не показывает лица — слишком много личного в её истории.

Тропическая бабочка

Мы познакомились случайно. В мебельном салоне, куда я зашла заказать кухню. Девушка — мебельный дизайнер, принявшая заказ, — очаровала с первого взгляда. Низкий голос, печальные синие глаза, хрупкая фигура и дивный образ. Простенькое платьице, подпоясанное широким поясом-корсетом малинового цвета, такого же цвета босоножки и точь-в-точь сумка (позже я узнала, что в её коллекции 70 сумок!).

Смущали руки. С порезами, мозолями, следами краски — для гламурной барышни такие руки выглядели посторонними. Девушка, тропической бабочкой порхающая среди выставленных образцов кухонь, заинтриговала меня окончательно, обронив что-то о своём… 26-летнем сыне. На вид ей самой можно было дать максимум лет на десять больше.

Оказалось, Марии (так звали мебельного дизайнера) всего пары лет не хватало до полтинника. Потом мы много раз встречались: Маша сочиняла мебель для нашего дома, и я узнавала о ней всё больше. Она и вправду оказалась экзотическим персонажем, вполне тянувшим на героиню романа или сериала.

Дочь военного

Маша родилась в Вене. Отец — военный моряк, и накануне рождения дочери их семью занесло в этот город. Прожили там недолго, но запись в паспорте осталась навсегда.

Из Вены Маша с родителями попала в Хабаровск, потом — в Феодосию. Сознательные воспоминания начались именно с этого города.

— Папа был почти всегда в плавании, мама — врач скорой, дежурила сутки через двое, — вспоминает Маша. — В моём дворе было много таких же детей, чуть ли не с пелёнок предоставленных самим себе. Я всё детство гоняла в одних трусах, расцарапанная и с ключом на шее. Мы прыгали с маяка, воровали на рынках, лазали по деревьям.

Как только я пошла в школу, родители постарались затолкать меня во все кружки, какие только возможны, чтобы меньше времени оставалось на улицу. Я три года занималась балетом, шесть училась играть на фортепьяно. Кроме того, всерьёз занималась лёгкой атлетикой. Между делом писала стихи и рисовала. К слову, на экзаменационном сочинении в конце восьмого класса на заданную тему (что-то о героическом прошлом комсомола) написала поэму на четырёх листах. Мой «шедевр» даже опубликовали в местной газете.

Выбор профессии

Когда Маше исполнилось 15, отца перевели в Воронеж — он стал ведущим инженером на одном из воронежских предприятий.

— У меня довольно скоро встал вопрос о выборе профессии. Мама видела меня врачом, отец — инженером. Ни то ни другое мне было неблизко, поэтому из двух зол я выбрала меньшее — мединститут, — рассказывает наша героиня.

Но накануне вступительных экзаменов три дня подряд девушку мучили кошмары, связанные с потенциальной профессией. И она решила, что это знак.

— Мама ко мне прислушалась и не стала давить. Рядом с родительской квартирой — главный корпус университета, и я пошла туда поискать подходящую специальность. Но входная дверь туго и тяжело открывалась, а потом будто вытолкнула меня. И я решила: это тоже знак, — вспоминает она.

Одноклассник, окончивший художественную школу, ехал в Питер поступать в Мухинское училище. Он хорошо рисовал, но очень безграмотно писал. Боясь провалиться на сочинении, поволок Машу за собой — у неё с русским был полный порядок.

— Я тоже немножко рисовала, побеждала на самодеятельных конкурсах рисунков, поэтому самонадеянно посчитала, что вполне могу попробовать. Смешно вспомнить, как я поволокла в папочке для работ свои альбомные листы с кошечками, собачками и куколками. Там конкурс был — 120 человек на место! Приехали люди, уже отучившиеся не только в художественных школах, но и училищах. Словом, мы оба провалились — до сочинения дело не дошло, — с улыбкой вспоминает наша героиня.

Маша вернулась домой, а тут — опять судьба — один из пациентов матери оказался председателем приёмной комиссии Воронежского художественного училища.

— Рисовать я, конечно, не умела, но данные у меня всё-таки были. Словом, я поступила. Вскоре выскочила замуж за преподавателя и практически одновременно с дипломом родила сына.

Фото: freepik.com

«Линкольн» со свалки

Семейная жизнь не сложилась, после декрета девушка уже была свободной женщиной с ребёнком на руках, устроившись работать художником-оформителем в ВГУ.

— Я трудилась в корпусе журналистов и между делом получила заочное журналистское образование. Даже пробовала писать для одной из местных газет, но тут поехала в гости к сестре в Киев, и моя жизнь пошла кувырком. Я влюбилась. Роман был сумасшедшим, длился он три года и закончился тем, что я вышла замуж… за друга своего любимого, — удивляет женщина своей историей.

Муж Маши оказался состоятельным человеком — директором одного из гастрономов на Крещатике. Он купил земельный участок на трассе под Киевом, чтобы построить мотель.

— Тогда было время криминального беспредела — бандюки постоянно требовали от него денег, а когда он им не платил, бульдозером раскатывали уже построенное здание. Когда его мотель раскатали в третий раз, супруг решил эмигрировать. Его брат к тому времени уже жил в Нью-Йорке, открыв там юридическую контору. Муж поехал следом, — рассказывает Мария.

Через пару месяцев на другой конец света отправилась и она с сыном.

— Помню, как меня поразило, что за такое короткое время супруг смог снять приличный дом, купить машину. Всего за две бутылки виски на свалке приобрёл огромнейший «Линкольн». Машина занимала чуть ли не пол-улицы. Авто было двухцветным — фисташково-ванильным. Она жрала бензина в день столько, сколько обычная машина — в месяц!

В Америке я с сыном прожила несколько месяцев, а потом отправилась в Воронеж оформлять документы на выезд. Дома узнала, что у отца рак лёгких. Ни о каком выезде уже и речи быть не могло, — делилась она грустными воспоминаниями. — Отцу сделали две операции, но через год он умер. Мама была раздавлена. Эмигрировать она отказалась, а оставить её одну было невозможно. На сороковой день со дня смерти папы я познакомилась со своим будущим третьим мужем.

«Очнулась оттого, что надо мной рыдал сын»

Самое удивительное, что молодые люди уже были знакомы: за четыре года до этого на чьей-то свадьбе их представили друг другу.

— Тогда я не обратила на этого парня никакого внимания, а он, оказывается, очень долго не мог меня забыть. Во время нашего второго знакомства я убавила себе пять лет, а он, наоборот, столько же прибавил — и мы вроде бы ровесники. Когда же дело дошло до паспортов и мы узнали, что разница в возрасте 10 лет (в мою пользу), это уже не имело никакого значения, — вспоминала Маша.

Муж очень хотел ей соответствовать.

— Это было трудно — я привыкла к комфортной жизни. А ему был всего 21 год. Мальчик-спортсмен, который, кроме своего каратэ, ничем всерьёз не занимался. Влез в полукриминальный бизнес — торговал ломом цветных металлов. Несколько лет мы жили на широкую ногу, а потом он сел в тюрьму. На пять лет. Мне пришлось из женщины, которую холили и лелеяли, превращаться в ломовую лошадь, — вздыхает она.

Девушка пошла работать в школу учителем рисования.

— Я, моя мама (у неё к тому времени случился первый инсульт) и сын жили на мою крошечную зарплату. Кроме того, я регулярно собирала мужу 30-килограммовые посылки и тащила их в Бутырку. Я крутилась как могла: рисовала картины, работала личным стилистом, подрабатывала дизайнером, но денег было так мало, что мы временами буквально голодали, — вспоминает женщина свою чёрную полосу в жизни.

Потом ей удалось устроиться дизайнером в мебельный магазин, а оттуда толковую сотрудницу переманили в другой.

— Там уже была нормальная зарплата, правда, были другие «прелести» — люди, которые заказывали у нас мебель, относились к сотрудникам салона зачастую как к быдлу. С этим трудно было мириться. Но приходилось, пока муж сидел. Когда же он освободился, я опять могла себе позволить работать для удовольствия, — делилась Маша.

Женщину всегда пугали, что муж её бросит — он же на десять лет моложе, красавец.

— Нашим отношениям злопыхатели отводили максимум лет пять, а прожили мы шестнадцать. Он на самом деле меня оставил. Но не так, как все пророчили. Он погиб. Вылетел зимой на машине с моста, — едва сдерживая слезы, вспоминает она.

Маша не хотела жить. Не видела смысла. Утратила вкус ко всему — не видела, не слышала, не чувствовала.

— Очнулась я однажды оттого, что надо мной рыдал мой детина-сын. Я вдруг увидела осиротевшего большого ребёнка и будто протрезвела. Поняла, что не имею права так раскисать. Мой сын, моя мама, мой кот нуждаются во мне. И ради этого стоило тащить себя за шкирку назад к жизни, — рассказывает она, как переживала трагедию.

Фиолетовый платок

— Однажды я услышала, как за окном тает снег и бешено стучит капель. Я увидела солнце и улыбнулась. Позволила в свой чёрный траурный кокон вдовы вклиниться лёгкому фиолетовому платку. А потом снова стала сочинять себе наряды, — вспоминает Маша, как вернулась к жизни.

По её словам, когда временами накатывала тоска, она бралась за ручку и писала стихи. Кстати, ей удалось издать несколько своих книг. Рисовала картины на шёлке. Как ни странно, они получались светлыми. А она будто освобождалась от чего-то. И начинала жить дальше.

— Пусть кажется порой, что балансирую на краю пропасти, но однажды, знаю, всё опять изменится. И я снова буду счастливой, — говорит на прощанье наша удивительная героиня.