Везёт как «Утопленнице»
Фестиваль «Театральный синдром» открылся в Воронеже показом постановки московской студии SOUNDRAMA «Гоголь. Вечера. Часть 1». Наслушавшись малороссийской джиги и пронаблюдав за русалками-психопатками, обозреватель Леонид Диденко понял, что без Гоголя и украинских народных песен в джазовой обработке «Вечера» были бы гораздо более упоительны. Однако создатели саунддрамы умеют не только оскорблять чувства, но и пробуждать ум.
Студия SOUNDRAMA – не совсем театр. Десять лет назад команда московским музыкантов, главным образом – фольклористов, писавших музыку к фильмам и спектаклям, решила ставить пьесы самостоятельно.
Но музыка по-прежнему остается главным действующим лицом их произведений. Так, «Гоголь. Вечера» озвучиваются контрабасом, виолончелью, скрипкой и ударными. Но звучат они вполне по-фольклорному, в зависимости от развития действия изображая то народное гуляние в селе, то обрядовые песни, то голоса русалок (никогда не слышал, как поют русалки, но уже уверен, что именно так как у SOUNDRAMA). Интересно, что по ходу постановки музыкантам часто приходится передавать инструменты друг другу – что вызвало подозрения в использовании фонограммы (не могут же все уметь все), хотя, скорей всего, они действительно поголовно мультиинструменталисты. Значительное место в саунддраме занимают украинские народные песни – у большинства артистов обнаружились сильные голоса.
Премьера постановки, представленной воронежским зрителям, состоялась пять лет назад. В первом же сезоне она была номинирован на театральную премию «Чайка», принял участие в театральных фестивалях на Украине, в Польше и в России. SOUNDRAMA анонсировала четыре гоголевских вечера, вышло пока только два. «Сбоку от накатанной магистрали нынешнего нашего театра пробился горячий источник - и побольше бы таких месторождений..." – отзывалась о ней столичная пресса. В том что источник горячий – воронежские зрители убедились достаточно быстро. А вот насчет вкуса и запаха можно поспорить.
Действие более-менее точно двигалось по сюжету гоголевской «Майской ночи или Утопленницы», с цитатами из других повестей «Вечеров на хуторе близь Диканьки». Напомню фабулу: молодой казак Левко влюблен в красавицу Ганну, он его отец не разрешает ему жениться – как выясняется, он сам неравнодушен к невесте сына. Влюбленных выручает утопленница-русалка, которой Левко помогает найти ее обидчицу-ведьму.
Дьявол, или, более по-гоголевски, чорт, как обычно, довольствовался деталями. Например, у классика, разумеется, не было и быть не могло сексуальных сцен ни Левко с Ганной, ни Ганны с его отцом. К слову – мощные эротические сцены изображаются формально-целомудренно, зрителю не показывают даже обнаженного колена. Напряжение создается тоном и мелкими штрихами, вроде интонации и искусно спутанных волос.
Чрезвычайно удалась сцена пьяного загула. У классика она есть, но, опять же, очевидна разница между подпившим, который ошибся дверью, и эпическим пропойцей, ползающем по всему селу с мычанием и воплями, к ужасу окружающих (как в постановке). Время от времени, на пике эмоций – вожделения, страха, ненависти – в их жизнь врывается мистическое (какой же Гоголь без мистики) – и вызывает лишь безотчетный ужас – или тупое равнодушие. Еще одна режиссерская инновация – спящий Левко, которому привиделась утопленница, требующая найти ведьму среди русалок («я не могу плавать как рыба, пока она здесь, я иду ко дну»), поочередно целует их, после каждого теста уверенно заявляя: «не, не ведьма..».
В зависимости от собственного отношения к жизни «Гоголь. Вечера» можно считать предельно реалистичным произведением – или клеветой на род человеческий. Герои пьесы движимы главным образом животными инстинктами. Удовлетворив их, они начинают играть – опять же, как сытые звери. Отношения мужчины и женщины и отношения в обществе сведены к простейшим стереотипам: мужчины стремятся к доминированию, верховенству над другими, женщины – к защите и покровительству, по возможности с гарантиями. Сначала Левко разводит Ганну на секс, потом Ганна его – на внимание и обещание жениться.
Хотя линии влюбленности Левко – очень и очень сильная и убедительная. При условии, что он не молодой казак, а современный городской подросток лет 14-15-ти. «Галю! Галю! ты спишь или не хочешь ко мне выйти? Ты боишься, верно, чтобы нас кто не увидел, или не хочешь, может быть, показать белое личико на холод! Сердце мое, рыбка моя, ожерелье! выгляни на миг. Просунь сквозь окошечко хоть белую ручку свою... Нет, ты не спишь, гордая дивчина! - проговорил он громче и таким голосом, какие выражает себя устыдившийся мгновенного унижения. - Тебе любо издеваться надо мною, прощай!» Текст Гоголя, но в фигуре и голосе «Левко» я очень хорошо узнаю себя-старшеклассника под одним балконом. Или сцена отчаяния, когда «молодой казак» видит торжествующего соперника - едва ли найдется мужчина, который избежал подобных испытаний, и редко кто может сказать про себя, что прошел их с достоинством.
Но и все прочие герои постановки – и главные, и фоновые, отличаются чрезвычайно слабыми нервами: не получив желаемого или столкнувшись с препятствиями, они немедленно теряют самоконтроль, устаивают публичные и частные истерики. Собственно, «в жизни» такое бывает нередко. Каждый из людей знает за собой моменты малодушия, но утверждать его в качестве постоянного фона или даже нормы – в этом можно усмотреть и цинизм, и вызов. Де, опровергни, докажи, что это не так. В любом случае постановка берет за живое и после финала воронежская публика, мало привычная к подобным экспериментам на сцене, долго аплодировала стоя.
Единственные, кто остался в минусе – сам Гоголь и, отчасти, украинская песенная традиция. За последнюю сотню лет написана бездна произведений, издевающихся над честью, смеющихся над мужеством, презирающих любовь. Так что материал для такой постановки найти нетрудно. Ей-богу, можно было обойтись и без Николая Васильевича, который, хоть и сам был психически проблемным человеком, создал «Вечера на хуторе…» как гимн душевного здоровья и любви к жизни. В его повестях –украинское жизнелюбие (иногда чрезмерное), сильные чувства и сильные характеры, ум и юмор, народная поэзия. То, чему можно и, наверное, следует позавидовать. Особенно после саундрамы «Гоголь. Вечера».
Леонид Диденко.
Фото Дины Бариновой.
Читать все комментарии