Жена погибшего мобилизованного: «Я знала всю страшную правду»
Женщины, входящие в состав комитета семей воинов Отечества Воронежской области, поделились с «МОЁ!» своими историями
Ранее мы рассказывали о народном герое Маргарите Масленниковой — руководителе комитета семей воинов Отечества Воронежской области. Организация, которую она возглавляет, помогает получить консультацию по вопросам СВО, компенсаций, правовую и психологическую помощь. В этом материале мы публикуем истории женщин, входящих в состав этого комитета.
Елена Фролова
«Я знала всю страшную правду»
— Я до последнего не знала, что мужа мобилизуют. Он рассказал об этом ровно за сутки, оберегал меня от лишних переживаний. Была пятница, обычный рабочий день, мы созвонились в обед — сказал, что поехал по делам. А вечером новость: «Завтра уезжаю на фронт. Мобилизуют». В субботу утром собрались все близкие. Держались, как могли, чтобы не плакать — не хотели, чтобы последним, что он видел перед отъездом, были наши слёзы. Но автобус тронулся, и раскисли все…
Я знала всю страшную правду. Как он защищал Родину в 30 метрах от передовой на первой линии, как скрывался в ледяных окопах от бомбёжек, как отчаянно хотел позвонить, но часто не мог — однажды целый месяц был без связи. Мы были вместе 19 лет. За это время я дождалась его из Чечни, где он служил. Помню, как встала на колени перед командиром: «Довези меня до него!» Он мне в ответ: «Ты что, сумасшедшая? Куда везти, там Чечня, нельзя женщинам в самое пекло!» А я не встаю, рыдаю, прошу хоть на секунду его увидеть. Он тогда плюнул и говорит: «Готова в кузове ехать?» Обложили меня посылками, одеялами, чудом довезли. Видели бы вы глаза моего мужа, когда я из кузова на него выскочила! А мне большего не надо было, чем увидеть его на минуту.
Елена Васильевна рассказывала мне о своём мобилизованном муже с улыбкой — разве можно лить слёзы, когда она здесь, на своём личном фронте, ждёт его возвращения домой? А через пару дней, как удар под дых, сообщение: «Погиб». У меня на бумаге остались слова о настоящем герое, погибшем на передовой за семью, за Родину, за каждого из нас. У Елены — жизнь, в которой придётся научиться жить без него.
Ирина Валуйская
«Держусь ради детей»
— Мама, живущая на Украине вдалеке от Донбасса, не верила моим словам и называла нас предателями, узнав, что мы в 2015 году собрались переезжать из Луганска в Россию. Я не виню её. Они не знали, что происходит в Донбассе, не видели этого ужаса — на родных улицах лежали трупы, народ был запуган постоянными обстрелами. Я была беременна третьим ребёнком, когда наш годовалый сын впервые попал под обстрел. Сейчас ему 9, но он до сих пор боится салютов и громких звуков, настолько сильными оказались страх и шок, которые он испытал там. Последней каплей стал взрыв в 4 утра прямо рядом с нашим домом. Муж решительно сказал: «Собирайся! Мы едем в Россию».
Первым пунктом была Россошь. Там мы оформили гражданство, муж встал на учёт в военкомате, получил военный билет и в 2018-м пошёл на службу по контракту. Он много читал, имел четыре высших образования и всегда говорил о том, что пойдёт защищать свою страну — Россию, — когда настанет это время. Что муж на фронте, я узнала из новостей — поняла, почему он долго не выходит на связь. 12 марта 2022-го он позвонил первый раз, я разревелась в трубку, хотя до этого момента старалась держать лицо перед нашими тремя детьми. 19 марта он позвонил ещё раз — мы поговорили, сумели даже посмеяться. А 26 марта прошлого года Саши не стало.
До последнего я надеялась, что это какая-то ошибка. Что я стала героем какого-то плохого кино, что сейчас я обернусь и увижу Сашу. Живого. А меня спрашивают: «Где будем хоронить?» И реальность подкашивает ноги и убивает не хуже пули. Прошу, чтобы гроб был со стеклянным окошком — пока не увижу его сама, не поверю, не смирюсь. Но это был он… Сейчас я ещё заново учусь жить. Рядом со мной наши дети, а я обещала мужу держаться здесь ради них.
Муж Ирины награждён орденом Мужества посмертно.
Анжела Краус
«Сын не хотел видеть мои слёзы»
— В июле 2022 года сын вернулся домой после срочной службы по контракту. 21 год — хотел учиться, работу найти, может, и жениться даже, но объявили мобилизацию. Многие его знакомые сразу сбежали из страны, а я как-то завела разговор: «Лёш, ты смотри, заберут…», на что сын отрезал: «Мам, я взрослый! Если придёт повестка, пойду».
Уезжаю в командировку в Нальчик. Звонок. На дисплее «Сын». Поднимаю трубку: «Лёша просит, чтобы я сказал. Не хочет твои слёзы видеть… Повестка пришла, завтра забирают», — мужу тяжело дались эти слова. На следующий день идут в военкомат, а их там разворачивают и отправляют до понедельника домой. Всей семьёй мы провели целое воскресенье вместе: накрыли стол, играли в любимые настольные игры, смеялись, смотрели детсадовские Лёшкины видео — он там такой смешной! Как командир, расталкивает всех руками и хочет первым стихи рассказывать.
В понедельник у военкомата на меня бросается женщина: «Да какая ты мать?! Неужели не могла сына отмазать? Куда же ты его отправляешь?» Меня накрывает истерика… Лёша уводит меня в сторону: «Если я решил, значит, иду. Кто вместо меня будет вас защищать?» Там я поняла, что мой сын — герой.
...У нас с мужем до недавних пор было четверо детей: 26, 24, 21 и 20 лет. Я работаю социальным педагогом, поэтому люблю этот шум, суету, вечное движение, которые они нам дарят. Год назад мы с мужем задумались об усыновлении малышей — одна дочка из четырёх наших приёмная.
Лёшку забрали, а он всё спрашивал, скоро новые братишки или сестрички приедут к нам домой? Где мы только их не искали, просмотрели все банки федеральных анкет — всё ждали, когда ёкнет. А если не случится этого, решили внуков ждать, нам с мужем уже почти по 50 лет.
И вот звонок из опеки — есть девочка и два мальчика. Мать лишили родительских прав, и дети готовы к усыновлению. Едем смотреть и понимаем — наши! Вот уже три месяца мы — родители семерых детей. Мамой меня пока не называют, да и я их робко только-только начинаю называть «сыночек» и «доченька», а вот школьные учителя рассказывают, как они в классе с гордостью делятся: «А нам мама купила!», «А мама сказала!»
Сын редко звонит. Когда говорим с ним, накатывают слёзы, я сажусь тихонечко на диван, а младшенькие меня успокаивают, обнимают, гладят по голове… Будем рядом — вместе поплачем. А пока и ему, и нам надо держаться.