Ольге Яковлевне Баркаловой 86 лет. В прошлом доярка и свинарка, а ныне пенсионерка, она живёт в большом светлом доме в окружении детей и внуков. Со времён Великой отечественной войны прошло много десятилетий, но о самом страшном событии своей жизни Ольга Яковлевна до сих пор не может вспоминать без слёз. Ровно 72 года назад женщина, в то время бывшая 12-летней девчонкой, узнала, что такое пережить расстрел...
«Бабы в белом»
Праздник Крещения в 1943 году Ольга Яковлевна запомнила на всю жизнь. Погода в этот день была ясная, морозная. Настоящая русская зима. 12-летняя Оля сидела в хате и дула на замёрзшее стекло. Старшая сестра, 30-летняя Меланья, и мама были заняты своими делами. 17-летний брат Василёк, которому гранатой оторвало руку, был на работе в колхозе. Хутор Коломяга Нижнедевицкого района, где стоял их дом, оккупировали немцы, поэтому лишний раз местные жители на улице старались не показываться. Да и одежды особой не было, чтобы выходить за дверь в мороз.
— Я сижу у окошка, и вдруг по окошку кто-то пальцем тук! — вспоминает Ольга Яковлевна. — Я посмотрела и говорю: «Мама, тут какие-то бабы пришли в белом».
Мать вышла на веранду и спросила, кто пришёл. Ей тихо ответили: «Свои, разведка». Три разведчика в белых маскировочных костюмах постучались в первый попавшийся дом и попросили хлеба. Мать семейства поделилась запасами и кое-что рассказала о немцах на хуторе. Знала она, правда, немного.
— Мама сказала, что у нас много немцев не знаем сколькя, но очень много. Ходють по дорогам, оружие возють, — вспоминает Ольга Яковлевна. — Сказали, что видели, как они оружие повезли в лес под Сычёвку и 11 лошадей с собой взяли, но четверых вилами покололи по дороге.
Разведчики поблагодарили хозяйку за хлеб и сведения и посоветовали поскорее покидать хутор, предупредив, что в ближайшие часы советская армия намерена атаковать фашистов. А значит, будет бой.
«Мы не партизаны, мы Богу молимся!»
Семья могла оказаться в самом пекле военных действий. Но куда идти, где спасаться? Решили подождать до утра и посмотреть, что будет. Подумали, что услышат, когда начнётся наступление, тогда и побегут.
— Уже первые кочета прокричали, всё тихо. Вторые, третьи прокричали — никого. Мать с сестрой Богу молятся, а я просто сижу, смотрю в окно, как рассвет занимается.
В темноте девочка заметила несколько фигур, одетых в немецкую форму, которые движутся по направлению к дому. Незнакомцы окружили дом, остальные выбили дверь и вошли. Первый вопрос, заданный на ломаном русском: «Где русский партизан?» Кто знает, может, кто из односельчан видел советских разведчиков возле дома Ольги и доложил об этом фашистам...
— А мы отвечаем: «Нетути, мы не партизаны, мы Богу молимся». Тогда они маму дюже бить стали, — вытирает слёзы Ольга Яковлевна.
Ольга бросилась к матери, чтобы защитить, но солдат схватил её за холщовую рубашечку, в которую она была одета, и швырнул о стенку. Сестру Меланью решили припугнуть. По воспоминаниям женщины, фашист засунул ей под платок на голове винтовку и выстрелил. Делал вид, что целится в голову, но пуля прошла по касательной. Сестра побелела и упала на лавку, из-за нервного срыва у неё начался бред...
После этого мать и двух дочерей прямо в холщовых рубашках повели в комендатуру, расположенную недалеко от их дома. Три фашиста, дежуривших в эту ночь, должны были решить, что делать дальше с укрывателями партизан.
— Помню, один немец посмотрел на меня и говорит так с акцентом: «Не пожила ещё на свете, а уже стрелять ведут...»
С мирными жителями, которые сотрудничали с партизанами, долго не церемонились. Когда совсем рассвело, двух женщин и девочку повели на расстрел. Так и шли без одежды, по морозу.
— Мы думали, что в лесок поведут, но нас на гору погнали, к оврагу. Идём, а нас сзади подпирают винтовками, чтобы швыдче шли, — вспоминает Ольга Яковлевна. — Страшно было так, что даже кричать не могли...
Краем глаза девочка заметила, что из леса вышла группа людей в таких же белых одеждах, как были на разведчиках, что приходили к ним накануне. Немцы их тоже заметили и приказали пленницам идти быстрее.
Дальше всё произошло стремительно. На подходе к месту расстрела Ольга метнулась вверх по холму и сломя голову прыгнула с края вниз, в овраге. Над её головой раздалась череда выстрелов...
Бумажный обрывок на память
— Очнулась я в какой-то хате, рядом со мной стоит человек в белом, весь в крови, — вспоминает Ольга Яковлевна. — Я начала плакать и спрашивать, где мама.
Человек объяснил перепуганной девчонке, что группа красноармейцев отбила её семью у немцев. Автоматную очередь, которую Оля слышала над своей головой, когда прыгала в овраг, выпустили советские солдаты в фашистов. Девочку достали из оврага и принесли в какую-то хату в Синих Липягах. Окровавленный человек рядом с ней оказался тем самым красноармейцем, который её нёс. Его белый костюм был испачкан её кровью.
— У меня голова была разбита, один глаз не глядел. А ещё я замёрзла очень, пока лежала в снегу, — рассказывает наша собеседница.
Красноармеец дождался прихода врача, а потом ушёл, так и не назвав своего имени. О том, что она не спросила, как зовут спасителя, Ольга Яковлевна жалеет до сих пор. Зато она запомнила на всю жизнь фамилию доктора, который за ней ухаживал — Алтонин. Он не только представился, но зачем-то даже написал своё имя на клочке бумаги и вложил девочке в руку. Поскольку рука была сырая — от крови или от воды, которой её обмывали, — бумажка прилипла к телу. Этот обрывок женщина хранила всю жизнь. Правда, в 2010 году он сгорел вместе с домом Ольги Яковлевны...
Вся семья Ольги выжила. Наступление советских войск на хутор оказалось успешным, и женщины вскоре смогли вернуться домой. Мать, правда, стала болеть после происшествия — сказались и избиения, и нервное потрясение. Как вспоминает Ольга Яковлевна, после случившегося у неё не осталось ни одного зуба, их все выбили фашисты. Её схоронили в 50-х годах. Остальные дети всю жизнь проработали в Нижнедевицком районе.
Я всё умела: и за свиньями ходить, и за телятами, и доить, и косить, — вспоминает Ольга Яковлевна. — У меня восемь детей и четверо внуков. И я молю Бога о том, чтобы они никогда не видели войны...
