В «МОЁ!» часто обращаются воронежцы с предложением рассказать об истории своих предков, воевавших в Великую Отечественную войну. Но мы впервые столкнулись с тем, что человек знает свою родословную очень глубоко — вплоть до петровских времён. Владимир Георгиевич Болотин в мае принёс в редакцию свою неизданную книжку, посвящённую истории предков, и попросил написать нас о своём отце — участнике Великой Отечественной войны.
«Хомут — символ жизни»
Мы встретились с Владимиром Георгиевичем у него дома. И ещё раз убедились, что этот человек очень серьёзно относится к истории вообще и своей родословной в частности. Стены квартиры украшали казачья шашка и потускневшая от времени рапира, лошадиный хомут, валдайский колокольчик, патроны и подсумок, а также два казачьих знамени. Чуть выше — портреты царской семьи, Александра III и Петра Столыпина. Все вещи — со значением.
— Хомут — символ жизни, — провёл небольшую экскурсию Владимир Георгиевич. — Надел на шею — и тянешь до самого конца. А Александр III — царь, при котором ни одной войны не было. Шашка настоящая, рабочая.
Заодно наш собеседник провёл небольшой экскурс в историю своей семьи. Рассказал, что мать была казачкой, а по отцовской линии в семье были крупные фабриканты, которые со времён царицы Анны Иоанновны одевали русскую армию.
Ещё среди семейных реликвий есть и записанные отцом Владимира Георгиевича — Георгием Болотиным — воспоминания о войне. Мужчина описывал события, свидетелем которым был сам. Приведём выдержки из рукописи и расскажем, какой запомнилась бойцу Воронежская область в январе 1943 года.
Спали на снегу, но не болели
Осенью 1942-го Георгий Болотин вместе с сослуживцами прибыл под город Клин, где комплектовалась 183-я стрелковая дивизия. А в декабре их погрузили в эшелон и отправили на юг, к Воронежу, правобережная половина которого в это время была занята немцами.
«Через Отрожку проскочил лишь 227-й полк и артиллеристы, а остальные части, наш 285-й и 295-й полк, разгрузились на станции Тресвятская и пешим порядком начали свой путь к фронту. Миновали Московское, Давыдовку. У села Троицкое вышли к Дону, переправились через понтонный мост в село Урыв, которое было почти полностью разбито и запомнилось безлюдьем и торчащими печными трубами. Прошли село Болдыревку, половина его была сожжена. Дальше — дорога, навстречу нам в тыл шли тысячные толпы военнопленных».
Есть и описание скудного пайка, который получали бойцы. Им выдавали сухари или мороженый хлеб, а также концентраты каши. Воду солдаты добывали сами. Вот и весь рацион.
«За плечами нелёгкая ноша: оружие, патроны, лопатка, противогаз. Под ногами снежная мешанина. Нужно каждый день отшагать 30 — 40 км. Усталость одолевала так, что засыпали на ходу. В сёлах, где останавливались на отдых, не было возможности обогреться, посушиться. В домах размещалась лишь малая часть удачников. Были заняты дворы, чердаки, стойла, многим приходилось спать на улице, прямо на снегу, подстелив под себя плащ-палатку. И, что самое удивительное, почти не было простудившихся».
Бои и бомбёжка
В бой с фашистами взвод Болотина вступил у села Пятихатка (предположительно современный хутор Скупой) Нижнедевицкого района. Наступление велось в сумерках, с двух сторон. Непрерывный огонь из винтовок, автоматов, пулемётов, разрывы гранат… Постепенно пальба утихла. «Темноту вечера прорезал яркий свет зажжённых отступающими немцами крайних хат», — описывает Георгий Болотин.
На отдых бойцам дали одну ночь. Наутро они отправились в 30-километровый марш до хутора Дубратного. Не успели расположиться, как батальону дали команду на сближение с немцами в Нижнедевицке.
«Вся местность состояла из оврагов и буераков. Мы то поднимались на высоты, то опускались вниз. В темноте двигались осторожно, без лишнего шума. Но неприятель нас заметил и, как только мы поднялись на следующий холм, небо озарилось осветительными ракетами. Внизу, в котловине, чернели постройки Нижнедевицка, оттуда открыли плотный огонь из миномётов. Слева и справа били пулемёты и автоматы. Батальон приник к земле и ответил огнём. Вперёд продвигаться было немыслимо. В 30 — 40 метрах перед нами сплошь рвались мины, стрелки ни на минуту не прекращали работы. Но на отступление команды не давали. Только к полуночи мы ползком стали двигаться вправо, в лог, волоча за собой раненых».
Вот ещё выдержки из дневника бойца:
«В этот день, когда батальоны залегли на высотах, появилась девятка вражеских штурмовиков. Сначала на нас сбросили бомбы, а потом самолёты расположились в круг и сверху по одному с включёнными сиренами бросались вниз и в пикировании обстреливали нас из пулемётов». Когда самолёты улетели, то «белый от снега холм стал черным. Десятки убитых, ещё больше раненых».
Ранение
В ночь с 29 на 30 января 1943 года полк расположился на отдых в селе Першино Нижнедевицкого района. Не успели заснуть, как с крыльца раздался выстрел часового, затрещали автоматы. В село нагрянули немцы.
«Мы, отстреливаясь, стали отходить в расположение полка. Здесь я был ранен в ногу разрывной пулей, но до своих всё же добрался. Нас вернулось всего человека четыре».
Как оказалось, эта группа немцев сопровождала немецкий обоз, искавший выхода из окружения. В итоге наши солдаты загнали немцев в длинный овраг и там разбили.
«Утром, направляясь в санбат, мы, раненые, проезжали по месту боя. Картина удручающая: весь овраг заполнен трупами, в основном немецких солдат и офицеров, убитые и раненые лошади, догоравшие повозки, всё перемешано с землёй».
Раненый Болотин провёл около 9 месяцев в госпитале, получил инвалидность и уехал в Орехово-Зуево, где поступил в педагогическое училище, затем встретил там свою жену.
В конце воспоминаний Георгия Петровича написано вот что:
«Всё, что мне довелось увидеть и пережить, убедило в том, что, воюя в пехоте, уцелеть невозможно. Судите сами: в составе взвода, состоявшего вначале из 35 человек, мне пришлось участвовать всего в четырёх боях. После первого осталось 29, второго — 21, третьего — 13, четвёртого — 5».
